Феодора - Пол Уэллмен

себе всю силу и жестокость животного, именуемого Велизарий, и то, каким оно может стать опасным, если с ним не обращаться умело и умно.

Велизарий привлек внимание Юстиниана способностью превращать неопытных, случайно собранных наемников в вышколенных воинов. Обычно, получив в свое распоряжение толпу бестолковых новобранцев, командиры подразделений, чтобы привить им чувство порядка и уважение к воинской власти, широко использовали такие меры, как наказание плетью или арест. У Велизария была собственная теория: он догадался, что главной слабостью большинства мужчин является страх выглядеть смешными, и с успехом этим пользовался.

Если он замечал, что воин плюнул на пол казармы, то вместо наказания поркой приказывал ему в течение недели ходить с постоянно подвешенной к его шее миской с опилками, в которую должны были плевать другие новобранцы. Это навсегда избавляло несчастного от скверной привычки.

Подобных нововведений было великое множество, и все они оказывались исключительно успешными. Его воины, которых Велизарий называл комитатами — товарищами, — впервые вкусившие крови в сражениях с северными варварами, показали себя лучшим боевым соединением в армии империи. Эти комитаты, хотя и расквартированные

за пределами дворца, находились в непосредственном распоряжении Велизария и были его любимцами, в то же время под его началом были и эскувиты. Иногда последние выражали недовольство им как начальником: их раздражало. что голова Велизария постоянно занята одним — как усилить военную мощь империи.

Как-то вечером, излагая одну из своих военных идей, Велизарий заявил:

— Я считаю, что в нашей армии воины должны быть обучены одновременно искусству владения и мечом, и луком.

— Ты это серьезно? — спросил в удивлении Юстиниан. — Ведь лучников никто не считает настоящими воинами.

— Мне известно общее пренебрежение к луку, твое высочество. Но разве достойны презрения стрелы парфян или гуннов, которые погубили тысячи наших лучших пехотинцев?

Трибониан, со своей саркастической ухмылкой, тут же процитировал «Илиаду» Гомера:

Нагие юноши, ступив на землю перед Троей, Став за плиту могильную или за друга шит, Тугою тетивой груди своей коснулись…

— А чем был поражен неуязвимый Ахилл? — тут же возразил Велизарий, обращаясь к тому же источнику. — Стрелой, выпущенной из лука Париса! Что же касается моих лучников, то они бы у меня оседлали лошадей и выучились править ими, пользуясь только коленями или голосом. И они не были бы нагими, имели бы шлемы, панцири и щиты. Они были бы вооружены мечом и луком с колчаном стрел, а также умели бы обращаться с копьем. Лук у них был бы прочным и тяжелым, а так как я научил бы их натягивать тетиву не до груди, а до правого уха, то потребовались бы довольно крепкие доспехи, чтобы выдержать мощные удары их стрел!

Это была подлинная ересь в военном деле. С тех пор, как легионы римлян в пешем строю захватили едва ли не весь мир, тяжеловооруженный пехотинец стал основой всякой армии; кавалерия и лучники считались не более чем вспомогательными войсками, от которых мало зависит успех сражения.

Однако Феодора поддержала Велизария.

— В военном деле я мало что смыслю, — сказала она, — но мне кажется, что ничего нельзя утверждать наверняка без проверки. Почему бы не дать возможность Велизарию проверить его теорию — скажем, на его собственных комитатах?

Юстиниан на короткое время задумался.

— Думаю, что можно, — сказал он после небольшой паузы. — Ладно, попробуй все это с ними. Я отдам распоряжение оружейникам. Посмотрим, что у тебя получится.

Велизарий был совершенно доволен.

— Благодарю покорнейше, твое высочество! Я так боялся, что ты предложишь мне эскувитов. Если хочешь знать мое мнение, то скажу по чести: они ни на что не годятся, кроме парадов. Смотры да строевое обучение — из такой породы вояк еще не вышло ни одного истинного воина.

Всех развеселила его серьезность, он же обратился к Феодоре:

— О прекраснейшая, — сказал он, — за оказанное мне благодеяние я готов сделаться твоим рабом.

В его голосе послышалось нечто такое, что вовсе не понравилось ей, потому что она прекрасно знала противоречивый мир чувств мужчин. Велизарий был очарован ею, а она не могла допустить, чтобы он долго пребывал в таком состоянии.

С другой стороны, она не могла и пренебречь им. Он друг Юстиниана, а женщина всегда ищет возможность проверить свою способность очаровывать на каждом мужчине, оказывающемся рядом. Такой легкий флирт, составляющий непоколебимую основу женственности, сам по себе инстинктивный и пленительный, был характерен и для Феодоры. Отвергнув как совершенно неприемлемое грубое или холодное отношение к Велизарию, она ощущала настоятельную потребность оставаться для него обаятельной и в то же время с беспокойством видела, как растет его восхищение ею, а это могло в конце концов стать опасным для обоих.

Важное и незначительное события случились почти одновременно.

Сначала произошло нечто важное.

В один из вечеров Юстиниан пригласил на ужин Велизария и Трибониана, и, хотя Феодора надела самый лучший наряд и самые яркие украшения к нему, и зеркало подтвердило, что она просто ослепительна, она не дождалась ни от кого из них хотя бы самого незначительного комплимента.

Это привело ее в замешательство. К тому же Трибониан не позволял себе ничего циничного, Велизарий ни слова не уделил военной теме, а Юстиниан вообще почти не разговаривал.

— Что вас беспокоит, господа мои? — наконец не выдержала Феодора.

— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Юстиниан.

— Потому что никогда еще у меня не было такой унылой компании. — Она вопросительно улыбнулась.

Трибониан и Велизарий сидели молча, будто не зная, что сказать, а Юстиниан ответил сразу:

— Мы оказались в серьезной — даже чересчур серьезной — дипломатической ситуации, — сказал он.

— О! — воскликнула Феодора. Ей хотелось узнать подробнее о причинах, но не в ее правилах было вторгаться в ту сферу деятельности, которую мужчины считали слишком сложной для женского ума.

Юстиниан, однако, кое-что объяснил ей — возможно, только для того, чтобы немного разгрузить свой напряженно работающий мозг.

— Мои посланники и шпионы в один голос сообщают, что складывается сильный союз, направленный против империи, — сказал он угрюмо.

— В самом деле? — спросила Феодора, все так же проявляя сдержанность к предмету разговора.

— И главная движущая сила в этом союзе — Персия, — продолжил он.

Ее тут же осенило.

— А не в том ли причина, что царь Кавад взбешен провалом плана в отношении своего сына?

— Совершенно верно, — ответил Юстиниан.

— Это была та неудача, с которой трудно смириться, — добавил Трибониан, — в особенности потому, что, оказавшись в проигрыше, наш друг монарх вспомнил, что всегда кичился своей хитростью и удачливостью в делах.

— Но… — Феодора запнулась. — Ведь и