Шпоры на босу ногу - Сергей Булыга

И опять, и опять понукнул Буцефала. Но Буцефал по-прежнему шел шагом. Тогда Чико отложил вожжи, поднял воротник кожуха, уселся поудобнее и принялся насвистывать. Насвистывал он просто безобразно. Вот так, раздраженно подумал сержант, а еще говорят, будто неаполитанцы музыкальный народ! Или он нарочно так издевается, дальше подумал сержант. Или это просто у сержанта совсем сдали нервы? Но что он, барышня, что ли?! И сержант посмотрел на Мадам. Мадам, не моргая, смотрела вперед, Мадам была красивая, серьезная… чужая, непонятная, и вся эта страна такая же, вот даже эта метель! И сколько она будет продолжаться? Где город, черт возьми!? Скорей бы все это закончилось! Сержант ткнул Чико в спину и сказал:

– Чего стоим?!

– А потому что ничего не видно! – сказал Чико. – Всё замело.

– Правь прямо! Марш!

Чико пожал плечами, тронул вожжи. И Буцефал пошел – неспешно, шагом. Все молчали. Потом сержант, не утерпев-таки, спросил:

– Нам далеко еще?

– Не знаю, – сказала Мадам. А потом повернулась к нему и сказала уже вот что: – Я вам безмерно благодарна!

Сержант смолчал, не зная, что и думать. Тогда Мадам громко повторила:

– Да, благодарна. И вправду безмерно! Когда мы с братом расставались, он сказал, что волноваться совсем незачем, что он еще будет плясать на моей…

И она замолчала. «На свадьбе» – надо было ей сказать, сердито подумал сержант, значит, пан Александр был уверен, что этот ночной гость все же вернется – и он вернулся! Вот так! Дама треф! Ленорман угадала! Сержант сидел, не шевелясь, смотрел перед собой, а снег всё падал, падал, падал, и было тихо, абсолютно тихо. Как вдруг…

О, что это? Или ему почудилось? Сержант прислушался…

– Сержант, вы слышите?! – с жаром воскликнул Чико. – Да это же колокола! Мадам, ведь так?

– Да, – сказала она, – это, наверное…

– Город! – воскликнул Чико. – Это город! Н-но, варвар! – и хлестнул по Буцефалу. – Н-но, волчий завтрак, н-но!

Буцефал побежал – все быстрей и быстрей. Чико расправил плечи и сказал:

– Вот умное животное! Он тоже знает, город – это хорошо. Где город, там много людей, а где много людей, так всегда весело! Но – вы уж не обижайтесь, сержант – но только не в армии, хоть там людей тоже достаточно. Потому что военные – это всегда люди серьезные. Да вы сами посудите – ну что может быть веселого в том, чтобы носить у себя на груди и спине двадцать фунтов обжигающе холодного железа? В кирасе, кстати, ровно двадцать фунтов! И я, как человек веселый, жизнерадостный, взял ее и выбросил. У меня спросили, где она, я ответил, что ее украли. И они вместо того, чтобы смеяться, потому что это действительно смешно – красть такую никчемную вещь… Они сделали очень серьезное выражение того места, на котором у нормальных людей обычно бывает лицо… И, в общем, после всего этого лежим, там были всякие, кого за что, кого и просто так забрали, лежим в сарае, ждем, и вдруг заходят, говорят: «Эй, молодцы, кто хочет прокатиться?» Ну, я подумал, что хуже веревки не будет, встаю. И Курт встает. Саид встает, Франц и Хосе… Так мы и встретились, сержант. И прокатились. Катимся… Н-но, волчий завтрак, н-но!

Чико привстал, хотел было нахлестывать… Но замер и смотрел, смотрел, смотрел вперед. Возок взобрался на подъем, и Буцефал остановился. А Чико приосанился, громко воскликнул:

– Вот! – а после сделал такой величественный жест, что можно было подумать, что он стоит на Поклонной горе!

Но впереди был совсем не столичный, а просто небольшой губернский город. На вид он был не русский и не европейский, а нечто, скажем так, среднее. Но, между прочим, именно в этом городе хранились запасы пороха и хлеба для второй русской кампании, которую император намеревался провести в следующем, Тринадцатом году. Однако судьба распорядилась иначе, и дальнейшие военные действия проходили значительно западнее только что описанных мест.

Война, даже победоносная, не украсила город.

(Насколько нам известно, убытки, причиненные Минску военными обстоятельствами, следующие: от неприятеля урону на 253 866 р. 1к. ассигнациями, издержки же на его изгнание – 117 719 р. 38 к. – маиор Ив. Скрига.).

Но это все-таки был город, а не чистое поле, и в городе оставалось еще немало нетронутых домов после того, как прямо на тамошних улицах бравый русский генерал Ламберт нанес решительное поражение незадачливому французскому генералу Брониковскому, после чего война ушла на север, к Вильно. И пусть себе уходит! Сержант некоторое время внимательно рассматривал город, а после вежливо сказал:

– Да, любопытный вид. А куда нам теперь?

– Прямо, к Низкому рынку, – сказала Мадам. – Потом, через квартал, налево, вверх. А дальше… – Но тут она замолчала и некоторое время смотрела на город. Потом вдруг сказала: – А перед рынком видите плотину? А там еще одна. А вон там мельница, а рядом вот такое дерево? Так это как раз там в давние-предавние времена жил тот самый князь, о котором я вам уже рассказывала. Князь-волколак!

Сержант, глядя на мельницу, вдруг почему-то вспомнил, что шуба на нем волчья. Мадам сказала:

– Князя звали Менеск. А его дочь – Сбыслава, – и Мадам замолчала, задумалась. И Чико молчал…

Как вдруг сержант спросил:

– А вас как саму звать, сударыня?

– Меня? – Мадам смутилась. – Зачем? Я же не княжна. И мой отец не князь. И, может, вообще, всё это выдумки: и князь, и это его мельница, жернова которой перемалывали тех, кто искал там ночлег. Да и когда это было?! А теперь, то есть последних лет триста, это очень тихий, даже несколько скучный город. Зато здесь очень дешевая гостиница, две вполне приличные кофейни. И ресторация. Чико!

Чико хлестнул вожжами, и они поехали, то есть сперва проехали мимо Переспинского кладбища, потом, под горку, был пустырь, а потом…

– Эх! – громко сказал Чико. – Не будет нам сегодня кофе, господа!

И точно – шагах в ста впереди на дорогу стали выбегать солдаты. Пехота, русские, с десяток, может, даже больше! Один из них, старший, наверное, поднял ружье и что-то прокричал. И тут же выстрелил – вверх. Сержант хотел было сказать, чтобы Чико и не думал останавливать…

Но тут Мадам уже схватила Чико за плечо и приказала ему:

– Придержи! – А сержанту: – Молчите! И не забывайте, что вы в статском!

Сержант промолчал. Но курки все же взвел, усмехнулся. Сидел, считал шаги: пятнадцать, десять, пять…

Подъехав к русским, Чико придержал.

– Подайте мне руку, – велела Мадам.

Сержант подал, то есть помог ей выйти из возка. Мадам что-то спросила у солдат, солдаты ей ответили. Мадам сошла в обочину, солдаты расступились. Там на снегу, на расстеленной шинели лежал раненый пехотный офицер. Русский, конечно. Совсем молодой. Грудь у него была вся в крови, раны очень глубокие. Да тут уже ничем не поможешь, подумал сержант.