Огромный черный корабль - Федор Березин

«Ты слышишь меня, милый?»

Он молчал, сжав челюсти, зубы испытывали друг друга на прочность.

«Браст, ты не хочешь говорить?»

Он сам не знал, хочет или не хочет, но попробуйте сдержать мысли.

«Я так и думала, что ты слышишь меня. Как ты там, очень тяжело?»

Еще бы не тяжело. Потом она говорила еще что-то, он даже оттаял, вновь начал верить в истинность происходящего, и объяснения явления ушли на задний план. И вдруг снова... Он насторожился.

«Браст, останови своего полковника! Он действует по своей собственной инициативе». Где она набралась таких слов? Откуда она знает про полковника? «Останови его любым путем».

«Кто тебе сказал о полковнике?» – спросил он молча.

«Это неважно, ты мне веришь?».

Он не хотел отвечать, но уже само вырвалось – у мыслей нет цензуры.

«Не веришь?»

Снова вырвалось, что он мог поделать.

И пошли ее всхлипы, и только сквозь них: «Отстаньте, отстаньте вы все. Все из-за вас, из-за вашего дурацкого задания».

«Задания?» – подумал он оторопело.

Потом все пропало, растворилось в нереальности, чем само и являлось, но плакала она натурально.

Мероид лично, выгнав предварительно из кабины солдата связиста, соединился с командным пунктом группировки войск прикрытия столицы (КПГВПС) – вот как это называлось. Связь проходила по глубоко врытому в землю кабелю и, кроме того, кодировалась периодически изменяющимся шифром. В свое время, этот кабель, защищенный от электромагнитного импульса, теплового воздействия и прочих прелестей ядерного века, обошелся в круглую копеечку, равную постройке квартала жилых домов, но это было уже мелочью в сравнении с КПГВПС. Чудо инженерной мысли своего времени – командный пункт, представлял собой многоэтажную подземную платформу с кучей автономных систем выживания. Каждая комната внутри платформы походила на матрешку и имела независимую подвеску: нечто вроде шести громадных пружин упирающихся в потолок, пол и стены. Эта мера теоретически гарантировала, что генералы, сидящие внутри, не расшибут себе лбы при грунтовой ударной волне, а только закачаются у своих планшетов, как в кресле качалке. По той же причине КП, в настоящий момент висящий на горизонтально растопыренных опорах, на глубине ста метров, мог, в случае надобности, то есть при объявлении более высокой степени готовности, нырнуть вниз еще на добрые пол километра по стальному подземному цилиндру, а за ним, сами собой, захлопывались бы железные трехсоттонные крышки, многократно предохраняя от проникающих боеголовок, термических ударов, чудо-вирусов и паралитических газов.

Штурм-майор Мероид сумел соединиться с дежурным генералом Бракдромсоном, что было не лучшим вариантом из пяти возможных, так как деж-генералов имелось всего пятеро и они последовательно, через сутки, сменяли друг друга на посту дежурного КПГВПС. На секунду вопрос о подтверждении приказа министра поставил Бракдромсона в тупик, он даже задал встречный вопрос о серии приказа. Штурм-майор не дошел бы до своей должности, не умей он видеть насквозь уловки вышестоящего начальника, тот явно вынуждал его разгласить приказание переданное спец-курьером, а это пахло приговором по всему комплексу статей о шпионаже, о чем Мероид и сказал деж-генералу. Бракдромсон запаниковал, он отсоединился и, в свою очередь, вышел на командующего войск прикрытия.

Через десять минут, в течение которых Мероид планировал свои действия и возможные последствия после них, он получил с КП подтверждение приказания. Теперь, все возникшие ранее в голове у штурм-майора версии, о сумасшествии стратегического министра или его предательстве, рухнули: приказание было настоящим, но все упиралось в то, что Мероид не мог его выполнить. Закон, ради которого он жил, вошел в противоречие с данным приказом. Если бы он был чисто штабной крысой, любой приказ был бы истиной в последней инстанции, но он был боевым офицером; шесть циклов назад на линейном крейсере «Исм-14» он отбивал ракетную атаку подводной лодки брашей; он лично сбил обе маневрирующие боеголовки нацеленные на крейсер, сделай он тогда ошибку и все: медаль получил бы не он, а тот, неизвестный ему подводник-браш. А ведь тогда официально было перемирие между империями, но просто браши разработали новую ракету, и ее нужно было испытать в боевых условиях.

А теперь, стратегический министр требовал идти на поводу у брашей. Он приказывал: «Не предпринимать действий против одиночного бомбардировщика Южной Республики Брашей, а так же, позволить ему достичь Пепермиды и покинуть нашу территорию». Что может одиночный бомбардировщик? Много чего, даже если это «летающий бык», но «бык» не доберется сюда: слишком далеко, нужен стратегический, а значит это будет «золотой жук», и он может быть гружен под завязку. Да он пол Империи перевернет вверх дном. Даже если он будет напичкан простым тротилом – это восемьдесят тонн, а если у него будет газ, или «колотушки»? А ведь у одиночного наверняка будет «колотушка»... Что тогда? Вспышка, которая мгновенно погаснет, отброшенная зеркалом засветившегося вокруг воздуха, растущий в трех измерениях чудовищно горячий шар, невидимый именно от гигантской температуры. Он полыхнет светом уже приобретя километровый размер, выпрыгнув из невидимости как фантом, почти холодный, только внутри него будут испаряться железобетонные каркасы зданий. И тогда он попрет вверх к сквознячку стратосферы... А ему – командиру сильнейшей лазерной пушки Империи приказывают: «Не предпринимать действий». Он не мог это выполнить.

Мероид покинул кабину связи. Вначале, он направился в свой, углубленный в земляную насыпь кабинет. Часовой у входа был новенький, совсем еще необстрелянный первогодок. Войдя внутрь, Мероид открыл сейф, достал кистевой игломет и две запасные обоймы, затем, положил на стол список офицеров части, он знал его наизусть, но так было легче думать. Через некоторое время он сообразил, что кроме часового-первогодки, его ничто, собственно, не оберегает от проявления неожиданных визитов. Он закрыл металлическую дверь и снова присел к столу. Итак, каков предварительный план? Можно, доложить о самоустранении от должности и, так сказать, сбросить с себя ответственность. Военно-полевой суд, возможно, его даже не казнят, просто, забросят на менее значительный участок имперской обороны. По вопросу «не предпринимать действий», его заменит любой. Или взять и, опираясь на пару-тройку офицеров, захватить власть, попытаться арестовать или попросту перестрелять «черных орлов» из охраны и некоторое время контролировать небо от горизонта до горизонта. Но неизвестно, когда появится этот самый одиночный бомбардировщик, а до сего времени к ним подкинут пару рот спец-подразделений и без внешней охраны, этих же «черных орлов», всю позицию загребут голыми руками. И снова военно-полевой суд. Третий вариант требует выступления в самый последний момент и, во избежание предательства, действия в одиночку. Если он собьет браша, последствия уже не имеют значения.

«Гады, какие гады!» – размышляла Маарми, в ярости сжимая кулаки. Ненависть ее вроде бы имела конкретную направленность, но, в тоже время, непосредственно сидящий перед ней господин Штюллинг не вызывал никаких эмоций. Он что-то говорил, как назойливая муха, что-то о гражданском долге, о том, что это касается всех и каждого, о еще одной попытке, о поджимающих сроках. Она не слушала. Она думала о своем. Она потеряла Браста, наверняка, потеряла, и все это из-за скотских, секретных штучек. Зачем ей жить без Браста? Кого любить? Кого ждать?