Кельтика - Роберт Холдсток

Акикорий ушел на восток еще раньше. Теперь Болджос и верные ему кланы отправились в другие святилища на западное побережье. Решение предводителя изумило Бренна, но он снова проявил дипломатичность. Длинный переход был прерван ради праздника, который устраивался для всех предводителей и лучших воинов кланов. Празднование длилось до утра, после долгих споров на нем было решено, что обе армии воссоединятся в Иллирии, самой северной части западного моря, оттуда горные перевалы вели как раз к реке Даан.

В доказательство нерушимости своих обещаний оба предводителя принесли в жертву своих лучших коней. Внутренности сожгли, с каждого коня срезали гриву с куском кожи, отскоблили и сделали пояса. Бренн и Болджос обменялись поясами, связь через конский волос считалась сильной. Туши коней были разделаны и засолены, чтобы служить предводителям пищей на ближайшие дни.

Пыль, поднимаемая армией Болджоса, застилала небо. Она держалась даже после того, как земля перестала дрожать от топота воинов. Мы устроились на ночь, но Болджос поднял нас еще до рассвета и приказал двигаться дальше, так что завтракали мы всухомятку. Дни походили один на другой до тех пор, пока не показались сверкающие склоны горы Парнас, ее свет служил маяком, маяком для завоевателей.

В последний раз я видел Парнас в день открытия святилища. Теперь, когда мы находились в Греции, где время имело значение, я развлекался тем, что подсчитывал, сколько именно лет прошло с тех пор. Тысяча восемьсот! Тысяча восемьсот лет моей жизни. Долина дрожала, звенела от воя визгливых рогов, боя кожаных барабанов. По склонам горы бежали кричащие женщины, воздух наполнялся запахом крови убитых козлов и баранов. Я вспомнил, как тогда река, протекающая меж холмов, окрасилась в розовый цвет и запахло смертью.

Теперь здесь было тихо, если не считать топота лошадиных копыт и скрипа колесниц, которые медленно заворачивали в глубокое ущелье, охраняющее оракул Аполлона. Мы легко преодолели обширную равнину под названием Криза. Старые западни и укрепления, разбросанные по склону, не смогли задержать нас. Я скакал впереди главной колонны вместе с Тайроном и Илькаваром, уже чувствовалось прохладное дыхание ледников, лежащих на вершине Парнаса. На расстоянии гора казалась маленькой, а сейчас крутые склоны нависли над нами, каждое движение коней отдавалось эхом.

Мы осторожно огибали склоны и наконец оказались возле ущелья, ведущего в Дельфы. Вертикальные стены удивительно белых скал слепили глаза. Казалось, что земля, которая простиралась перед нами, рассечена мечом на две части. Все, что находилось перед скалами, казалось темным на фоне сияющей белизны. Река петляла по долине между двумя рядами древних оливковых деревьев, они тоже отливали серебром, будто покрытые инеем.

С восходом солнца горы порозовели. Там, в этих горах, Аполлон основал святилище. Я знал, куда нужно смотреть, по какому повороту тропы, вьющейся меж мраморных плит и священных рощ, нужно идти. Мы ехали впереди колонны и вскоре увидели еще одну сверкающую полосу. То были не древние скалы раздвоенного ущелья, а последние защитники оракула, две сотни немолодых греческих воинов, готовых умереть за своего бога.

Нам сообщили, что на них пояса из бычьей кожи. Это означало, что они будут биться до конца, ни за что не отступят. Они принесли клятву.

Над краем утесов вдруг появились грозовые тучи, в ущелье стало темно. Греки принялись стучать мечами по щитам, звук все нарастал из-за эха, разносящегося по долине. А затем греки начали растекаться во всех направлениях, как струйки воды, и занимать оборонительные позиции.

Они, конечно, не устоят против мощной армии кельтов, которые не спеша приближались к своей цели.

Бренн со всей яростью обрушился на оракул в Дельфах. Он бросил на него тысячу отборных конников и гесатов, сорок повозок, чтобы вернуть своих «предков в золоте и серебре», которые находились в плену в этой горе.

Вся неширокая долина благоухала ароматами зажженных курильниц. На каждой тропинке, у каждой статуи, у каждой пещеры, у каждого дерева дымились триподы — так греки молили Аполлона защитить их святилище.

Бренн давил эти курильницы, он срубал ветви и превращал их в жертвоприношения, он сбрасывал мраморные статуи, которые простояли в своих нишах тысячу лет, спокойно созерцая долину и окружающие ее скалы. Бренн велел своим солдатам выкрикивать оскорбления змеям, которых мы не видели, но которые, как он говорил, там были, ползали под землей.

Он грозился, что срубит голову пифии, так называли страшную старуху, которая сидела, прикрывшись вуалью, перед мерзкой расселиной в скале и изрекала предсказания от имени Аполлона. По его словам выходило, что хозяйка оракула была ужасным страшилищем, изрыгающим змей из своего уродливого рта. На самом деле пифия — скорее всего молодая женщина, вполне обычная, которую использовали жадные дельфийские священники в своих целях, — сбежала задолго до того, как на горизонте заклубилась пыль, поднятая приближающимся войском. Разочарованный, но непоколебимый в своем решении Бренн отрубил голову молодому греческому воину, побрил ее своим ножом, намазал охрой губы и глаза. Позднее он показывал этот трофей командирам, заявляя, что ее змеиная кожа скрывает истинный возраст предсказательницы. Потом Бренн смазал голову маслом и убрал отвратительную добычу, пока не начала прорастать щетина и не выдала его уловку.

Бренну пришлось убедиться в правдивости рассказов о том, что персы успели разграбить святилище до него. Почти все, за чем он пришел сюда, давно уже было вывезено на восток. Эти сокровища, возможно, все еще хранились в храмах и дворцах в Персии. Хотя скорее всего Александр из Македонии, который напал на персов вскоре после их набега на Грецию, расплавил сокровища, чтобы раздать воинам в качестве добычи и оплаты. Так что уже целое поколение тому назад все, что Бренн мечтал вернуть, перестало существовать, превратилось в обычные деньги.

Бренн отправил всадников к Акикорию, чтобы тому передали новость, сейчас Акикорий должен был уже приближаться к Геллеспонту, узкому проливу между двумя берегами в самой южной части Черного океана. За проливом начинались руины Персии. Поход Акикория на этом не закончится.

Болджоса тоже не было в Дельфах. Он взял с собой несколько тысяч человек и отправился на северо-запад, в дубовое святилище в Додоне, по пути опустошая земли.

Греки пребывали в смятении. Их крошечная армия отступила за Ахейский пролив, на бывшую родину Ясона, и ожидала там, когда перестанет сотрясаться земля.

В тот день Аполлон не защитил свой оракул, хотя сами греки отрицали это, но уже после того, как Бренн стал пищей для воронов. Только две повозки удалось наполнить вещами, совершенно точно украденными у кельтов. Еще четыре повозки были нагружены другой добычей. Честно говоря, этих сокровищ было слишком мало, чтобы вознаградить за доблесть такую огромную армию.

Бренн это знал, поэтому отправил Болджосу указание «брать все подряд»: шелка, сапфиры, полированные камни, бронзу, даже керамику.

— Все, что блестит!

Слишком много голодных глаз будет приглядываться к повозкам с сокровищами, прикидывая свою долю.