Кельтика - Роберт Холдсток

— Надеюсь, ненадолго, — хмуро буркнул иберниец. — Я начал привыкать к тебе. К тому же ты — мой лучший шанс попасть домой.

— Я могу заблудиться, как и ты, поверь мне.

— А куда конкретно ты направляешься? — поинтересовался Тайрон.

— Я иду на Арго, хочу попросить его отвезти меня.

Гвирион сидел в одиночестве у костерка, рядом лежало оружие. Он нервничал, понимая, что являет собой слишком слабую защиту для столь ценного груза. Обломок Арго покоился в повозке под шкурами. Голова богини лежала непокрытая, Миеликки уставилась в небо, словно отдыхала. Кимбр посмотрел на меня усталыми глазами.

— Ей было грустно, — хмуро пояснил он. — Это единственное, что я мог для нее сделать. Ясон должен отвезти ее домой на север. Так не годится.

Я с ним согласился, потом залез в повозку, откинул шкуры, прикрывающие старинное деревянное сердце, и присел рядом.

— Миеликки. Арго. Дух корабля! Мне нужно попасть в Додону, где живет часть вас…

Сначала ответом мне была лишь холодная тишина, затем Дух Арго вышел наружу и обволок меня. Теперь я сидел среди серых горячих камней, желтого дрока и искривленных стволов олив. Миеликки тоже была там, молодая, красивая. Она сидела неподалеку от меня в легкой летней тоненькой тунике. На ней не было вуали, светлые волосы заплетены в косы. Она сидела, скрестив ноги, под раскидистым дубом. Позади нее виднелись подернутые дымкой горы, поросшие кустами и деревьями, пахло травами.

— Меня пугает это место, — сказала она. — Я не привыкла к такому теплу. Ты узнаешь эти места, Мерлин? Одна часть корабля родом отсюда. Вот это дерево. Разве оно не прекрасно? Такое старое, настолько старое… Видишь шрам в том месте, где Ясон отрезал ветвь для своего корабля?

Я видел, что могучий дуб с пышной кроной был весь в шрамах. Не менее сотни Ясонов воспользовались этим необычным деревом, когда их мольбы были услышаны.

Мне даже не пришлось просить, мне было позволено пройти в Додону через корабль. Она была добра ко мне.

Словно прочитав мои мысли, Госпожа Леса сказала нетерпеливо:

— Да. Ты уже на месте. А войско еще не добралось сюда. Город еще не подвергся нападению, но почти все жители ушли. Ты можешь спокойно искать Ясона, но обещай мне, Мерлин, что, когда ты найдешь то, что ищешь, ты отвезешь меня домой. Мне нужно домой. Кто отвезет меня домой?

Она просила меня, ее лицо жалобно сморщилось.

— Я отвезу тебя, — пообещал я. — Я и Ясон, вместе. Клянусь своим преклонным возрастом.

— А как насчет легкомыслия молодости? Мне очень нужно домой, — повторила Госпожа Леса. — Это место такое странное. Сейчас я в чужом мире. Мой мир далеко. А где девушка? Та пылкая девушка?

— Я оставил ее на побережье. Она ожидает, что я за ней вернусь. Не думаю, что ее желание исполнится, и вряд ли она отправится за мной. Как и вы, я боюсь чего-то.

Миеликки пожала плечами и осмотрелась.

— Да. Пронзительный Взгляд, — прошептала, она. — Да. Она где-то поблизости. Я чувствую ее присутствие. Она замыслила убийство. Возвращайся ко мне, Мерлин, когда закончишь свои дела. И если ты все-таки встретишь девушку, передай, что я жду ее. Напомни ей: она принадлежит мне.

Замыслила убийство?

Медея могла совершенно свободно перемещаться по этому миру. Как, наверное, она изумилась однажды зимой, когда проснулась утром и учуяла запах Ясона, человека, долго пролежавшего в озере, вытащенного из глубины, где он был привязан к своему прогнившему кораблю водорослями и лохмотьями. Увидела ли она, как его мертвые глаза открылись? Услышала ли она, как клокочет вода в его легких, как вытекает из них, его первый вздох и возвращение жизни в замерзшее мертвое тело?

Какие лихорадочные, пугающие сны, должно быть, видела она в ту ночь!

Бесстрастное лицо, белое, как рыбье брюхо, черные с проседью волосы прилипли к черепу, его глаза открываются и смотрят на нее в том сне.

«Ты убила моих сыновей. Озеро отпустило меня. Охота начинается, Медея. Охота начинается!»

Такие ей, наверное, снились сны. Все это время она жила в мире, где не было тех, кого она любила. Она наблюдала, как зиму сменяет весна, считала лета, считала жизни, проходящие у нее на глазах, бежала. Бежала, пряталась в тени. Ждала момента, того замечательного, счастливого момента…

Когда один из братьев, протирая глаза, вышел из пещеры в Аркамоне рядом со своим братом-призраком…

А когда второй брат проснулся в какой-нибудь влажной лощине на Альбе…

Интересно, к которому из них она пришла первому? Так я размышлял, разыскивая ее в Додоне, бегая по долине, принюхиваясь, теребя свои магические кости, чтобы она не ослепила меня снова. Кого первого она приласкала, невидимо, тайно, как видение из их жизни, как сон? У кого первого начала она высасывать жизнь, радости, невинность? Эта мать, старше пещер, в которых они жили, мать, жадно пьющая их новые впечатления.

Обнимала ли она их во сне? Танцевала ли она, прижимая к груди их призраки и напевая песнь триумфа? «Мои мальчики, мои мальчики. Папа очень далеко-далеко, щуками съеденный, льдом замороженный, стал он озерной водой».

Неужели она никогда не слышала зов Ясона из озера?

Разве не знала, что Ясон не умер? Арго, отважный Арго, верный Арго, так и не позволил душе уйти из смертного тела. Слышала ли она его крики? Возможно, она никогда не прислушивалась.

Лентяйка!

Она была совсем как я. Конечно была. Мы вместе росли, вместе учились, мы оба были ленивы каждый по-своему. Я любил ее тогда, но приложил немало сил, чтобы запереть ту любовь, никогда не вспоминать ее.

Но все равно она покоилась в моей полной призраков голове, как и многие другие дорогие мне воспоминания. Они ждали своего часа, когда разойдутся тучи и снова выглянет солнце.

Я противопоставлял этому чувству мысль, что в ее жизни — не важно, что там было между нами когда-то, — Ясон был важнее, она любила его больше, а сыновей любила больше, чем его. Она сошла с предначертанного пути ради любви, а не вернулась из-за ненависти.

И поступила правильно. Что бы она ни делала, у нее были мгновения счастья. И кем бы она ни стала, это были всего лишь последствия тех блаженных мгновений.

Мгновения блаженства. За тысячу лет жизни.

— Ну, теперь ты понимаешь? — прервал меня ее голос — она застала меня врасплох. — Ты наконец понял? Тебе самому приходилось испытывать нечто подобное? Наверняка приходилось!

Она стояла совсем близко позади меня. Когда я повернулся, то обнял ее, этот мой поступок был продиктован смутными воспоминаниями. Но ее тело было бесчувственным, как камень. Между нами больше не было любви. А если и была, Медея постаралась, чтобы это стало незаметно. Я посмотрел ей в лицо, такое прекрасное, несмотря на жадное Время, ее волосы по-прежнему были цвета начищенной меди, а глаза все такие же милые, умные, ее дыхание благоухало фруктами, на миг наши пальцы переплелись. Красота, которая не увядает… затерянная во Времени… недостижимая.