Собор. Роман о петербургском зодчем - Ирина Измайлова

Алешу он отправил домой, едва умолкла стрельба на улицах. К этому времени слуга уже пришел в себя окончательно. Удар по голове, к счастью, не имел последствий, и Алеша просил разрешения остаться с хозяином, но Огюст не хотел и слушать: ему не терпелось дать знать Элизе, что с ним ничего плохого не случилось.

Полгода назад жизнь их изменилась: в квартире на Большой Морской обитало теперь еще одно существо, такое маленькое, что хрупкость его внушала трепет. Луи. Большеглазик, как называла его Элиза, за очень большие, круглые черные глаза. Одуванчик, как ласково именовал его Алексей, потому что у него были уже очень густые и пушистые, светлые-светлые кудряшки.

Элиза долго не говорила мужу, что ждет ребенка, сказала, когда уже нельзя было больше скрывать, и Огюст понял, что, услышав это, испытал порыв такого же сумасшедшего счастья, как в тот день, когда узнал об окончательном утверждении его проекта.

Потом он испугался за здоровье жены – кто-то говорил, что первые роды в тридцать один год могут быть тяжелыми…

По совету князя Лобанова-Ростовского Огюст свел знакомство с дорогим, но очень знающим врачом – Мишелем Деламье. Тот нашел здоровье Элизы отменным, предсказал ей прекрасные быстрые роды, и предсказание его, по счастью, сбылось…

Элиза и Луи оставались там, дома, за надежными стенами, за двойными рамами, но среди шума мятежной Сенатской площади, среди свалки и выстрелов, Монферран почувствовал безумную тревогу за них, желание быть с ними рядом…

После исчезновения полицейского окончательно затихли, заснули тяжким сном бараки рабочих, заняли свои места у ворот и калиток солдаты инвалидной команды. Можно было идти домой, но у Огюста вдруг явилось желание дойти до Невы и посмотреть, что там творится. Со стороны реки до темноты еще доносились выстрелы, но теперь все стихло.

Архитектор миновал освещенную несколькими масляными фонарями Сенатскую площадь, вышел на темную набережную и подошел к парапету.

Громадная река, покрытая льдом, развернулась перед ним, как немыслимый саван. Посреди реки лед был во многих местах сломан – проломы чернели там, где недавно выстроились и пытались обороняться отступающие отряды восставших. Лед на реке не выдержал их тяжести, многие из них здесь провалились в полыньи и утонули.

Острым своим зрением Огюст различил на светлой поверхности льда упавшие кивера и сабли, офицерскую треуголку со сломанным султаном, чуть дальше – походный барабан, вросший наполовину в уже застывающую полынью.

У самого берега Огюст увидел (или ему только показалось) полузаметенные поземкой черные пятна крови.

Ему стало тяжело и тревожно, и тьма вокруг показалась опасной. Он резко повернулся и столкнулся нос к носу с городовым, тихо подошедшим сзади. Должно быть заметив одинокую фигуру возле парапета, городовой вылез из своей будки (она была в нескольких шагах) и стоял вблизи, наблюдая за незнакомцем.

– Ищите кого? – подозрительно спросил он.

– Мне здесь искать некого, – ответил Монферран. – А вам что от меня надо?

– Да ничего-с… Время позднее…

И городовой, не найдя, к чему придраться, отступил, однако всем своим видом показывал, что незнакомцу лучше убраться восвояси.

Монферран рассмеялся ему в лицо и пошел прочь. Ему и хотелось и не хотелось идти домой. Состояния своего он сам не мог объяснить, однако чувствовал, что его как будто угнетает сознание какой-то вины, будто он сделал что-то плохое и в этом плохом должен был сознаться. Между тем он ничего дурного в этот день не делал, а все, что произошло здесь, произошло без его участия, и он не мог быть в этом замешан никак…

Дойдя до своей квартиры, он вдруг обнаружил, что выронил ключ. Такое с ним случилось впервые, и он вскипел от ярости. Надо же было до такой степени потерять голову в этой каше!.. И где же ключ мог выпасть? Ну, наверное, у ворот, когда он поднимал упавшего Алексея. Больше и негде…

Морщась от досады, Огюст рванул звонок. За дверью произошло движение, послышалась какая-то беготня, и затем голос Элизы воскликнул как-то необычайно ясно и громко:

– Кто там? Я вам не открою, мужа нет дома.

– Если не откроешь, Лиз, то и не будет, – ответил Огюст. – Я потерял ключ. Черт знает что такое!

Дверь распахнулась, и Элиза кинулась к нему на шею, задыхаясь от волнения.

– О, Анри, Анри, отчего ты так поздно?! Я не знала, что думать… Я…

Она втащила его в переднюю, поспешно, с каким-то испугом захлопнув входную дверь. Огюст испытал запоздалое раскаяние и, стаскивая пальто, принялся бормотать несвязные оправдания.

– Ну что со мной могло произойти, Лиз, а? – беспомощно улыбаясь, твердил он. – Ну что? Не подумала же ты, что я замешан в бунте? И разве Алеша тебя не успокоил?

– Он очень успокоил меня, явившись с разбитым носом и со ссадиной на лбу. – Голос Элизы уже не дрожал, но выдавал ужасную усталость. – Да и у тебя, Анри, вид сейчас не лучший. Иди-ка выпей чаю и ложись поскорее. Луи давно спит.

– Нет, мне надо еще в библиотеке поработать, – покачал головой Огюст. – Что бы там ни было, а работа есть работа.

– Какая вам библиотека сегодня? – почти сердито воскликнул Алексей, появляясь на пороге привратницкой с белым пластырем на лбу и с тарелкой гречневой каши в руках. – Что вы, в самом деле, Август Августович? На вас лица нет от усталости. Не пущу я вас в вашу библиотеку, и все тут. После начитаетесь. Сейчас скажу Аннушке, чтоб готовила ванну, да и отправлю вас спать!

– Раскомандовался! – фыркнул Огюст, чувствуя, однако, что слуга прав и лучше не спорить: его только что не шатало от усталости.

В гостиной, уже усаживаясь к камину, он вдруг заметил на самом краю светлого ковра, озаренного мерцающими бликами, странные темные пятнышки, будто брызги чернил. Однако он не принял их за чернила, цвет был слишком знаком.

– Элиза, – воскликнул архитектор, поднимая на жену удивленные глаза. – Откуда кровь? Что у вас случилось?

– Это кровь из Алешиного носа, – ответила не раздумывая Элиза. – У него, когда он пришел, опять началось кровотечение, я едва остановила. Аня перепугалась до смерти… Знаешь, Анри, мне кажется, он ей очень нравится…

– Алексей Анне? – Огюст пожал плечами. – Я давно заметил. Ну так что же? Смешно было бы, если бы он да не нравился… Послушай, Лиз, ты знаешь, что такое там было? Что было сегодня, а?

– Знаю. – Элиза сидела в кресле напротив мужа и при этих словах вся подалась вперед. – Я знаю. Было восстание. Восстали полки. Но их разогнали и расстреляли на Неве.

Монферран посмотрел на нее недоуменно и даже немного испуганно:

– Откуда тебе известно это? Кто-то здесь был? Кто-то тебе рассказывал?

– Никого здесь не было, – почему-то поспешно ответила молодая женщина. – Но я сама ходила на площадь. И к Неве.

Огюст вскочил с кресла. Ему показалось, что огонь камина выплеснулся на ковер, ему под ноги.