Ты будешь моей - Ирина Васильевна Давыдова

авто остановилось по прибытию в пункт назначения, мое сердце пустилось в пляс, и стало дурно настолько, что казалось меня вот-вот вырвет.

Нас повели в какое-то помещение, что-то вроде заброшки. Теперь рядом шел Градов и еще один мужик. Виктора рядом не наблюдалось.

Сына снова отняли, и тащили его едва не на буксире. Душа в пятки уходила от его криков, а когда малыш споткнулся и упал, Градов дернул его за руку причиняя очередную боль. И тут я не выдержала. У меня словно спустили какие-то механизмы, опустили рычаги, давая волю действиям. Я резко развернулась, и размахнувшись, почувствовала адскую боль где-то слева в области груди и громкий крик моего мужчины.

От шока я не сразу поняла, что произошло, и лишь опустив голову, тут же рухнула на землю. Темнота, и теплая жидкость, растекающаяся по груди.

— Мамочка… моя мамочка.

Глава 40

Марианна.

— Суд постановил — признать виновным Сарбаева Захара Денисовича в убийстве Сарбаевой Юлии Алексеевны и Градова Дмитрия Валерьевича, и назначить подсудимому наказание в виде лишения свободы сроком десять лет…

Дальше я не слушала что говорит судья. Перед глазами пелена, а в душе дикий страх того, что какой-то мерзавец решил судьбу моего брата. Тело сковало тисками, и я сквозь слезы посмотрела на Захара. Он едва заметно качал головой, но смотрел на меня пустым, ничего не отражающим взглядом.

Десять лет…

Пальцы сжались в кулаки, больно впиваясь ногтями в нежную кожу.

Так не должно быть, не с моим братом, не с самым добрым и справедливым человеком в мире. За что?

По щекам покатились слезы градом. Душу выворачивало наизнанку. Ужасно хотелось кричать, драться, что-то бить. И я не сдержалась. Заплакала горько, закричала навзрыд, чтобы хоть как-то уменьшить свою боль. Даже живот сковало спазмом, и я согнулась пополам, не в силах стоять ровно. И только брат, Гриша, поддержал меня, не позволив упасть.

Захар и Гриша — два самых родных на этом свете человека. Два моих брата. И одного решили отнять, как когда-то отняли родителей…

— Отпустите его! Отпустите! — кричала сквозь слезы, но знала, что меня никто не услышит.

Только братская рука не давала мне упасть на пол и быть затоптанной толпой бездушных тварей.

— Марианна, послушай.

— Пустите его. Слышите! Бессердечные! Пустите!

— Марианна, успокойся. Успокойся, говорю тебе. Сестра! — продолжал призывать меня к разуму Гриша, но я словно не слышала его слов. Продолжала кричать, крепко сжимая руки в кулаки.

— Отпустите! Не виноват Захар, не виноват.

Я знала, Гришу самого рвет от несправедливости, но ради меня он сдерживается, боится если сорвется, тогда быть еще одной беде. Подхватил меня на руки и вынес из зала в коридор. Усадил на подоконник и осторожно ударил по щекам приводя меня в чувства.

— Мари, нельзя так, ты пойми. Мы находимся в суде и все твои слова…

— А то, что посадили невиновного человека, а то, что у него отняли десять лет жизни, так можно?

— Нельзя, Мари, нельзя.

— Пусть будут прокляты и Виктор, и судья продажный! Ненавижу их. И я отомщу за брата, и за Юльку. И ты вместе со мной, — прорычала я, дрожащими пальцами схватив Гришу за рубашку.

— Вместе отомстим, Марианна, вместе.

Я застыла, боясь пошевелиться, боясь снова скатиться в истерику, и мысленно уже продумывала план мести. Я не собиралась сидеть сложа руки. Это было не в духе Сарбаевых. Мы всегда горой стояли друг за друга, и этот раз не станет исключением.

Дверь из судового зала открылась и под конвоем вывели Захара. Он смотрел на меня тяжелым взглядом, а я знала, что он ненавидел всех тех, кто затеял эту страшную игру. Игру в судьбу. В их с Юлькой судьбу.

Я мгновенно соскочила с подоконника и всеми силами пыталась пробраться к брату. Я хотела хотя бы прикоснуться к нему, но никто не позволял, всеми силами пытаясь оградить мне путь к нему.

— Найди Гордея, — неожиданно произнес Захар, и переведя взгляд на брата, хрипло добавил: — Найдите нашего с Юлькой сына. Найдите.

Когда все пошло не так? Когда все обрушилось, и у нас снова отняли Юльку? Кому это понадобилось? Кому понадобилось убирать подальше Захара?

Если изначально брат говорил, что виновен во всем дядя, хотя в это сложно было поверить, то теперь я просто не понимаю ничего. Дядю убили, а значит… его подставили, или как?

И Юлька… с ней за что?

— Гриш, где нам искать Гордея? — я обернулась к брату, смахнув с лица очередную слезу.

— Я думаю, что он у Виктора. Нужно подключать еще больше связей и искать. Мы не можем оставить все вот так.

— Не можем, ради Захара, ради памяти о Юльке. Просто не можем бросить нашего племянника. Он же наш мальчик, Гриш.

Я только видела, как брат крепко сжал челюсть, и руки на руле.

Сбросив полусапожки, я подняла ноги на кресло, и лбом уткнулась в стекло.

Мне было больно. Боль раздирала мою душу, я не могла понять почему страдают мои родные. Они же только-только начали жить, только обрели свое счастье, и их снова разлучили.

Ну вот где нам искать Гордея?

У меня ни то, что душа разрывалась на части, я мысли в кучу собрать не могла. В голове все не умещалось. Юльки нет, Захар в тюрьме, Гордей… Господи, ну, где же наш малыш.

Почему там больно? Грудь сжимает тисками и становится сложно дышать. Мне постоянно хочется реветь, хочется кричать, как в зале суда, чтобы хоть кто-то меня услышал. Но здесь, сидя в машине не было смысла сотрясать воздух зря. Грише было больно так же, как и мне, и говорить ему о несправедливости судьбы не имело смысла, хотя я иногда срывалась.

Вытерев щеки, я повернулась к Грише. Его лицо было каменное. Он даже редко моргал. Губы сжаты в одну линию, а в глазах… тоже что и у меня. Адская боль.

— Гришенька, скажи, что мы справимся?

Он бросил на меня короткий взгляд, а в следующую секунду, раздался удар. Меня бросило вперед, раздался дикий скрежет, и только благодаря подушкам безопасности я не двинулась головой о панель, или стекло.

Очнулась, уже лежа на койке в больнице.

Тело пронзает боль от моей попытки подняться, и я заваливаюсь обратно, тут же морщась от боли в голове. Черт! Да что за несправедливость?

— Мари, ты как себя чувствуешь? — услышала голос мужа, и медленно открыла глаза.

— Шах, как бы я хотела сейчас пошутить над тобой, да сил нет. Я вся как