Владыка - Александра Лисина

— Я знаю, — ласково поцеловал ее эльф. — Сам их развалю, если они тебя поранят. Отец, у тебя все готово?

— Давно, — немедленно кивнул Тирриниэль.

— Ладно, давай попробуем, — вздохнул Таррэн, подходя к деревянному трону и задумчиво глядя на повисшую над ним ясеневую ветку. — Все как прежде — девять кругов, девять жизней…

Он осторожно коснулся одной из веток, что оказалась начисто срезана эльфийским клинком. Сейчас на этом месте красовалась поджившая рана — старая, чистая, с капельками смолы на ровном срезе.

— Вот это была моей… Она еще теплая. А это осталось от Талларена.

— Погодите-ка, Таррэн… так это и есть ваш ясень?! — неожиданно громко уточнил Вал. — Такой маленький? Я думал, он в роще стоит, за семью замками! Громадный и вообще… а оно… Таррэн, это не смешно!

— Я и не смеюсь, — рассеянно отозвался эльф, медленно поглаживая дерево, которое сам когда-то ранил. — Мы никогда не показывали этого смертным. На самом деле родовой ясень — это не дерево. Вернее, не просто дерево, а все вокруг: наш лес, чертоги, стены и листья… он везде, в каждом корне. Он — это мы, Вал. Именно поэтому ни один эльф не срубит живую ветку и не сорвет красивый цветок. Мы едины с ним, а он чувствует и понимает нас. Просто у магов общаться с ним получает гораздо легче, чем у остальных. Для этого, собственно, и нужны хранители: они черпают в ясене силу и возвращают ее обратно всякий раз, когда отпускают свой огонь на свободу.

— А это? — ошарашенно моргнул Вал, глядя на скромную, но величественную ветвь, осеняющую деревянный трон, будто роскошной короной.

— Это всего лишь наш род, — коротко отозвался Таррэн. — Все мужчины, что рождались на свет после смерти Изиара. Древо жизни, если хочешь. Силы в нем особой нет, но по нему можно проследить всю нашу династию. Вот тот участок, что обгорел, принадлежал моему брату, а этот… его я срезал сам, когда отрекся.

Неожиданно решившись, эльф закатал рукав и полоснул по запястью ножом. Там немедленно выступило несколько капелек крови, которые он осторожно подхватил и бережно втер в обрезанную под самый корень ветвь.

Некоторое время ничего не происходило. Однако через бесконечно долгую минуту, в течение которой присутствующие с замиранием сердца следили за неподвижной веткой, но чертогам прошел взволнованный гул, сперва неуверенный. Его бы и не заметили, если бы в зале не царило напряженное молчание и если бы все без исключения уши не были повернуты в сторону трона. Но гул постепенно нарастал, становился явственнее, сильнее. Потом ощутимо задрожал пол, трава прижалась к земле, как от порыва ветра. Волосы собравшихся в зале эльфов взъерошил невесть откуда взявшийся вихрь, а потом, наконец, деревянный трон дрогнул.

Таррэн удивленно отступил, когда на безупречно ровном спиле, сделанном им более двухсот лет назад, неожиданно появился крохотный зеленый росток. Поначалу маленький, неуверенный, но с каждой секундой он набирал силу и быстро вытягивался в сторону вернувшегося хозяина. Затем он покрылся корой, удлинился до размеров эльфийского клинка, на короткое мгновение замер. А потом вдруг выпустил наружу изумрудные листочки.

— Он тебя принял, — улыбнулся владыка Л’аэртэ. — Ты снова дома, сын мой.

Таррэн бережно коснулся своей ветви и благодарно прикрыл глаза, всем существом чувствуя, что его действительно простили, обласкали, как блудного, но любимого сына. И это принесло в его душу долгожданный покой, которого, как оказалось, там так не хватало.

— Можно я тоже попробую? — шепотом спросил Тир, выжидательно глядя на отца и деда.

Тирриниэль с улыбкой кивнул и с нескрываемой гордостью осмотрел вторую ветвь, отросшую на ясене у основания той, что была заново дарована его сыну. У ветки Тира оказалась более тонкая основа, чем у ветки блаженно жмурящегося Таррэна, но владыка знал, что с каждым прожитым годом она будет становиться все сильнее и толще. До тех пор, пока мальчик в конце концов не достигнет пика и не станет совершеннолетним дважды. Но и потом она будет украшать древо жизни рода, красноречиво демонстрируя, что дом Л’аэртэ снова жив и могуч и что у него теперь есть надежда на будущее.

Мелисса подошла к брату совсем неслышно и собралась попросить у него нож, но крови не потребовалось: едва ее пальчики коснулись коры, как крона ясеня снова заволновалась. Причем если в первый раз это выглядело пугающе, то сейчас все с нетерпением замерли, откуда-то зная, что случится нечто необычное, непредвиденное. То, чего еще никогда раньше не было.

И ясень не обманул ожиданий: под дружный вздох рядом с веткой Тира появился еще один росток, такой же тонкий и трепетный. Вытянулся струной, задрожал, прильнул доверчиво к отцовской ветви. А затем вся остальная крона, странно зашелестев, вдруг расцвела крупными, яркими, поразительной красоты цветами. Такими же белыми, как ее длинное платье. И такими же нежными, как ее чистая душа.

— Боже… — судорожно вздохнул Линнувиэль.

— Она наша. — Тирриниэль горящим взором посмотрел на ясень. — Первая за девять эпох… наша!

Мелисса смущенно потупилась и юркнула за спину отца. После чего стрельнула глазами по сторонам, но ощутила ласковое прикосновение к щеке и порывисто прижалась к Элиару.

— Ты не против?

— Нет, конечно, — с улыбкой шепнул светлый эльф, осторожно касаясь губами ее макушки. — Если тебе нравится быть частью рода, значит, и я не возражаю.

Она благодарно сжала его руку и лукаво покосилась на Белку.

— Мама, твоя очередь. Осталась только ты.

Таррэн и Тирриниэль вопросительно обернулись, Тир гордо выпрямился, ни капли не сомневаясь, что ее примут. Элиар вообще перестал что-либо замечать — близость Мелиссы сделала его не только счастливым, но и на редкость невнимательным. И только Шранк насторожился, решив про себя, что для вожака этот вызов может стать гораздо серьезнее, чем все прожитые годы. И, как ни странно, оказался прав, потому что суровая и непримиримая Гончая неожиданно заколебалась.

— Если не хочешь, не делай, — немедленно понял ее сомнения Таррэн, но Белка медленно покачала головой.

Она и так слишком долго сомневалась. Сравнивала себя с перворожденными. Раздумывала и размышляла, старательно гоня от себя подленькую мысль, что если бы не руны, если бы не проклятая магия…

— Я люблю тебя, мой бельчонок, — тихо шепнул эльф, коснувшись губами ее затылка. — Ты принадлежишь мне так же, как я принадлежу тебе. До самой смерти. Забудь о рунах, забудь о магии, забудь о том, кем ты была. Помни лишь то, что я люблю тебя и отдал тебе свою душу задолго до того, как подарил родовой перстень. Ты моя. Никогда не забывай об этом. Всегда только моя.

Белка отстранилась, ласково провела пальцами по гладкой щеке мужа и быстро шагнула вперед, на ходу доставая из складок платья прятавшийся там клинок. Капли ее крови легким узором легли поверх зеленой листвы родового ясеня Л’аэртэ. Медленно соскользнули по ветви Таррэна, отчего-то окрашивая ее в рыжеватый оттенок. Затем по деревянному трону пробежала новая дрожь. Вокруг среза, оставленного им более двух веков назад, взбугрилась кора, а затем оттуда стремительно выскользнул тонкий, гибкий, как лоза, удивительно изящный росток, который мгновенно обвил основной ствол, как руки любимой женщины. С нежностью обогнул веточки Тира и Милле, обнял и их, после чего распустился нежно-салатовыми лепестками и счастливо застыл, невесомо покачивая всеми своими изящными кончиками.