Живые и мертвые - Неле Нойхаус

Пия посмотрела на свою сестру. Мимолетная мысль пронеслась у нее в голове.

– А где учился Герке? – спросила она.

– В Кёльне, – ответил Нефф.

– Скажи, Кай, вы уже проверяли номера телефонов в мобильнике Герке?

– Да. К счастью, он не собенно часто звонил на мобильные номера, а предпочитал стационарный телефон. Это упростило нашу работу. – Кай нашел нужный список и протянул его Пии.

– Последний звонок перед смертью действительно был сделан профессору Дитеру Рудольфу, – констатировала она. – А перед этим он звонил доктору Гансу Фуртвэнглеру в Кёльн. Кто он такой?

Кай сразу набрал имя на своем компьютере.

– Звонок сегодня утром был сделан с номера с кодом Франкфурта, – продолжала Пия, – со стационарного телефона, принадлежащего доктору Петеру Ригельхоффу.

– Я где-то уже слышал это имя, – сказал Боденштайн и задумался.

– Он адвокат, – подсказал Остерманн. – Я уже проверил.

– Точно! – кивнул Боденштайн. – Этот тип из «Эха Таунуса», который обратился ко мне после пресс-конференции в Ратуше, упоминал его имя. Ригельхофф был адвокатом Франкфуртской клиники неотложной помощи, который разработал мировое соглашение с семьей Штадлер. Какое отношение он имеет к Герке?

– Мы это выясним, – сказала Пия и снова вернулась к изучению распечатки телефонных звонков. – С доктором Гансом Фуртвэнглером Герке разговаривал 14 минут, после этого он набрал номер стационарного телефона доктора Симона Бурмейстера в Бад-Хомбурге. Разговор продолжался всего 12 секунд.

– Автоответчик, – предположил Кай. – Я нашел Фуртвэнглера! 1934-го года рождения, профессор, в настоящее время на пенсии, бывший врач общей практики и онколог в области гематологии.

– А доктор Симон Бурмейстер, – объявил Нефф, который параллельно вел поиски в «Гугл», – заведующий отделением трансплантационной хирургии во Франкфуртской клинике неотложной помощи.

Что хотел Фриц Герке от этих четверых мужчин? Что их связывало? К адвокату он обращался на «ты», стало быть между ними существовали некие доверительные отношения, иначе он не предложил бы более молодому человеку так быстро перейти к неформальному общению.

– Может быть, это была какая-то организация по интересам? – предположила Пия. – К примеру, они все являлись членами ротарианского или лионского клуба или входили еще в какое-нибудь сообщество.

– Симон Бурмейстер, между прочим, в 2002 году уже работал во Франкфуртской клинике, – сказала Ким, открыв веб-сайт клиники.

– Бурмейстер скорее всего займет место профессора Рудольфа. Из его резюме следует, что он трудится в клинике с 1999 года.

– Тогда он может стать следующей целью снайпера! – Боденштайн потянулся к телефону. – Дай мне, пожалуйста, его номер, Пия.

Пия продиктовала ему номер, но у Бурмейстеров сработал лишь автоответчик. Боденштайн оставил сообщение с просьбой срочно перезвонить и потом набрал номер адвоката доктора Ригельхоффа. Дома оказалась только жена, которая была не очень довольна, что ее побеспокоили в столь поздний час воскресным вечером. Она сообщила, что ее муж в канцелярии, и продиктовала номера его стационарного и мобильного телефонов. Ригельхоффа в офисе не оказалось, и Боденштайн передал сообщение на автоответчик и на голосовую почту в мобильном телефоне.

Было начало одиннадцатого вечера, когда в переговорную комнату вошла доктор Николя Энгель и сообщила, что судья дал санкцию на прослушивание стационарного телефона Винклеров и на домашний обыск у Эрика Штадлера и Йенса-Уве Хартига.

– Очень хорошо. – Боденштайн был доволен. Он встал и посмотрел на присутствующих: – Со Штадлером можно подождать, но Хартига мы навестим завтра в пять часов утра. Сначала в его частной квартире, а потом в мастерской. На сегодня все. У нас у всех был напряженный день, завтра продолжим.

Компьютеры выключены, ноутбуки закрыты. Пия потянулась и зевнула. Она заметила, как Ким посмотрела на советника по уголовным делам и как взгляд Неффа проследовал за вглядом Ким. Коллега из земельного уголовного ведомства все чаще искал близости ее сестры, он, не спрашивая, приносил ей кофе и круассаны с шоколадной начинкой. Чем более холодно Ким к нему относилась, тем более активно он предпринимал попытки ей понравиться. Если Нефф чувствовал, что на него не обращают внимания, то его реакцию можно было прочесть по лицу, как в книге. И то, что Пия там читала, вызывало у нее неловкость. Нефф был надменным придурком, и она не верила, что он изменится. Может, он что-то задумал?

* * *

Каролина Альбрехт потерла затекший затылок. Она уже целый час сидела в Интернете в поисках какой-нибудь информации о докторе Гансе Фуртвэнглере, у которого побывала сегодня в Кёльне, но не нашла ничего, что привлекло бы ее внимание. За сорок лет, в течение которых Фуртвэнглер работал врачом, он, похоже, ничем не запятнал свою репутацию. Он был заведующим отделением онкологии и гематологии в солидной клинике Кёльна, а в дальнейшем, достигнув пенсионного возраста, стал практиковать частным образом. В области, в которой он специализировался, он внедрил несколько новых методов лечения, которые на сегодняшний день являются стандартом в лечении рака крови. Кроме «Креста за заслуги перед Федеративной Республикой Германии», он имел множество других наград, являлся членом различных ассоциаций врачей, входил в Лионский клуб и участвовал в нескольких спонсорских объединениях. Никаких скандалов, никаких жалоб. Ничего. Затем у нее была еще одна встреча с доктором Артуром Яннингом, когда-то лучшим другом отца, но и здесь ей не удалось узнать ничего нового. Яннинг, заведующий реанимационным отделением Франкфуртской клиники неотложной помощи, был столь же безупречен, как и Фуртвэнглер.

Она напрасно надеялась найти в резюме обоих что-нибудь, что содержало бы слабые намеки на то, что сделали Фуртвэнглер и Яннинг. Разговор с Фуртвэнглером, подвижным восьмидесятилетним стариком со свежим карибским загаром, который с подобающим смущением выразил ей соболезнование, протекал довольно непринужденно. Каролина сообщила ему, что случайно оказалась в Кёльне и вспомнила, как они, когда она была еще ребенком, приходили к нему в его великолепный сад. Но как только она упомянула имя Кирстен Штадлер, вся доброжелательность куда-то исчезла. Неожиданно она наткнулась на стену молчания, и беседа вскоре завершилась.

Каролина посмотрела на часы, вмонтированные в плиту. Полночь!

Павшая духом и разочарованная отсутствием результатов своих расследований, она хотела все бросить и идти спать, но вдруг ей в голову пришла идея. Никогда еще Грета не ждала своего дня рождения так, как в ожидании тринадцатилетия, когда ей можно, наконец, будет зарегистрироваться в «Фейсбуке». С тех пор она, кажется, проводила в социальных сетях половину своей жизни. Она загружала фотографии, ежедневно выкладывала там всякие мелочи и определяла степень своей популярности числом «лайков». Каролине не раз уже приходилось сталкиваться с тем, что Грета все выходные напролет пребывала в дурном настроении, так как кто-то в соцсети ее расфрендил, что в прежние времена было равносильно тому, что тебя не пригласили на день рождения. Грета говорила, что она не существует в реальности, если не бывает в «Фейсбуке», и некоторое время назад создала ей аккаунт и объяснила основные понятия. К собственному удивлению, Каролина действительно получила приглашения дружить от разных знакомых и одноклассников. Она налила себе еще бокал белого вина и зашла в «Фейсбук». Через поисковик она сразу нашла Хелен Штадлер. Как ни странно, аккаунт был еще активным, очевидно, никто не подумал о том, чтобы его отключить! Она едва верила своей удаче и кликнула на список друзей Хелен Штадлер, которых насчитывалось 54 человека. Так как она не входила в число ее друзей, она смогла открыть только несколько фотографий и постов, но она записала имена тех, кто комментировал или оценивал посты Хелен. Одно имя всплывало чаще других: Вивьен Штерн. Каролина перешла на ее страницу и недолго думая написала ей. Она, правда, сомневалась, что ей ответят, но шанс все же был.