Живые и мертвые - Неле Нойхаус

– Немного. – Хартиг без интереса посмотрел на полицейских, которые, вооружившись корзинами для белья, прошли мимо него и включили свет во всех трех комнатах квартиры. Потом он повернулся к кофемашине, взял стеклянный чайник и наполнил его водой. – С тех пор как не стало Хелен, я плохо сплю. Часто смотрю какие-нибудь документы или еду в ателье. Работа отвлекает.

– Сегодня ночью вы тоже были там? Двигатель вашего автомобиля еще не остыл.

– Да. Я вернулся домой полчаса назад. – Подобие улыбки мелькнуло на его усталом лице. Он открыл шкаф. – Я как будто знал, что вы придете. Хотите кофе?

– Нет, спасибо, – ответили Пия и Боденштайн в один голос. Кофемашина начала бурлить. Кофейный аромат смягчил затхлый запах пота и сигаретного дыма.

– Вы знаете Марка Томсена? – спросила Пия.

– Да, – кивнул Хартиг. – Порядочная черепная крышка!

– Кто? – переспросил Боденштайн.

– Идиот.

– Вы ревновали Хелен к нему?

– С какой стати? – ответил Хартиг вопросом на вопрос.

– Потому что у вашей невесты были с ним довольно близкие отношения, – ответила Пия. – Дирк Штадлер назвал Томсена «вторым отцом» Хелен.

– Что за чушь. Марк прилип к Хелен с тех пор, как она впервые появилась с бабушкой и дедом в ПРУМТО. Сначала ей нравилось его внимание, но со временем стало… неприятно.

– Почему?

– Он корчил из себя отца, не терпел никаких возражений, постоянно давал ей всякие советы, хотя его об этом никто не просил. – Хартиг покачал головой, как будто он хотел отогнать от себя неприятные воспоминания. – Он даже оборудовал для нее комнату в своем доме.

– Вы думаете, он что-то хотел от нее?

– Вы ведь видели фотографию Хелен, – ответил Хартиг с ноткой горечи в голосе. – Она была очень красивой и всегда производила впечатление человека, нуждающегося в помощи. Таких духовно примитивных «крутых парней», как Томсен, это привлекает. Они чувствуют себя большими и сильными, хотя в действительности это обыкновенные неудачники. Томсен – бедняга, он грезит фантазиями о возмездии. И он постоянно запугивал этим Хелен. Более того, он ее откровенно подстрекал.

– О каких фантазиях о возмездии вы говорите? – уточнил Боденштайн.

– Он хочет наказать людей, которые, по его мнению, виновны в его беде.

– Вы считаете, что Томсен способен кого-либо застрелить? – поинтересовалась Пия. – Одно дело говорить об этом, и совсем другое – сделать это.

– Конечно, я считаю его на это способным! – Хартиг налил себе кофе и поморщился. – Его психологический барьер относительно низок. В своем GSC9 он застрелил нескольких человек. Он частенько говорил, что это не проблема – прикончить кого-нибудь с расстояния в пару сотен метров. Это напоминает видеоигру, не более того.

Пия на это ничего не ответила. Она не верила, что Томсен действительно мог бы вчера застрелить ее или Боденштайна, но он без колебаний выстрелил бы – возможно, ей в ногу, – чтобы придать значимость своему требованию.

– Вы умеете стрелять, господин Хартиг? – спросил Боденштайн.

– Скорее умел. Мой отец был фантастическим охотником и всегда брал меня и моего брата с собой в лес, когда мы еще были детьми. В первый раз мы взяли в руки оружие, когда ходили в детский сад. – Хартиг безрадостно рассмеялся. – Так в его представлении из маленьких писунов делают крутых парней.

– Но умение стрелять равносильно езде на велосипеде, этому нельзя разучиться, – процитировала Пия фразу, которую сказал им вчера Марк Томсен.

– Я вообще не знаю, как эта штуковина заряжается, – попытался он уверить их.

Пии было достаточно короткого взгляда его темных глаз, чтобы понять, что Хартиг разыгрывает перед ними спектакль. Его мнимое равнодушие, амимичное лицо, небрежная внешность – все это было тщательно продумано и служило одной-единственной цели – ввести их в заблуждение. Йенс-Уве Хартиг был довольно умным человеком, для которого любое поражение приравнивалось к личному оскорблению. Он действовал и добивался своего, если ему это казалось важным. Как далеко он был готов пойти, он уже доказал, когда взбунтовался против методов своих коллег-врачей и тем самым сознательно разрушил свою многообещающую карьеру в медицине.

Пия смотрела на мужчину, у которого были сальные и немного длинные волосы, опущенные плечи и бессильные движения, что вызывало ощущение, будто он стремился создать образ исполненного скорби человека с разбитым сердцем, что ему, без сомнения, удалось. И Пия поддалась бы его манипуляциям, если бы не разглядела это странное выражение его глаз, которое так не соответствовало всему его облику. В этом был какой-то расчет, что вызывало у Пии едва ощутимое неприятное чувство.

Пока коллеги упаковывали все, что им казалось важным для проведения экспертизы, Боденштайну позвонили. С ним хотела поговорить Лиз Веннинг, поэтому было решено, что Пия останется и будет присутствовать при дальнейшем обыске в мастерской Хартига, а Боденштайн тем временем отправится в фирму Эрика Штадлера, где в 7:30 начался обыск, а потом в комиссариат, чтобы поговорить с подругой Штадлера.

– Где вы были, когда произошли убийства? – спросила Пия, оставшись на кухне наедине с Хартигом.

– Если вы мне скажете, когда именно это было, я смогу вам ответить, – сказал Хартиг. – Не возражаете, если я закурю?

– Нет. Пожалуйста. Квартира ваша, – сказала Пия и назвала ему все дни и время совершения убийств.

Хартиг внимательно выслушал, потом закурил сигарету и глубоко затянулся. У него были небольшие узкие и красивые руки. Руки хирурга. Вообще Йенс-Уве Хартиг был красивым мужчиной.

– Я не могу вспомнить точно, – признался он и зажмурил глаза. – Алиби у меня скорее всего нет. И наверняка именно по этой причине вы обыскиваете мою квартиру. Вы подозреваете меня, не так ли?

И опять этот странный настороженный взгляд.

– Возможно, – подтвердила Пия. – Мы надеемся найти информацию, которая нам срочно необходима, но которую вы не хотите нам предоставить.

Это было не совсем так, но тем не менее являлось одной из причин, в связи с которой была выдана санкция на обыск.

– Какую информацию?

– О сотрудниках Франкфуртской клиники. Вы помните их имена?

– Нет, увы, нет, – ответил с сожалением в голосе Хартиг. – Я помню только профессора Рудольфа и доктора Хаусманна.

– Не рассказывайте сказки! – Пия почувствовала ту беспомощность, на которую она натыкалась уже десятки раз на допросах подозреваемых, когда они лгали или не хотели вообще ничего говорить. – Вы с Хелен практически не говорили ни о чем, кроме как о том, что произошло с ее матерью, так что имена при этом наверняка упоминались! Почему вы не хотите нам помочь? Вам безразлично, что погибнут другие невинные люди?

– Вы прямо-таки в отчаянии, – констатировал Хартиг и иронично улыбнулся. – При этом вы ведь совсем не знаете этих людей. Почему это вас так беспокоит?