📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаМесто для нас - Фатима Фархин Мирза

Место для нас - Фатима Фархин Мирза

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ... 106
Перейти на страницу:

– Это мой, – пояснил я, коснувшись пальцем стекла.

– Красавец! – похвалила она. – Ваш первенец?

У нее был мягкий, успокаивающий голос, тем более что говорила она шепотом.

– Первый сын. У меня уже две девочки.

– Счастливчик! И с вашим сыном все будет прекрасно.

В ее голосе звучала такая уверенность, словно он исходил от кого‐то еще, словно ее привели сюда только для того, чтобы сказать мне это. Я был так перепуган, что едва не заплакал, когда она сказала это.

– И что покажет МРТ? – оглянувшись, спросил я медбрата, который вез меня по коридору.

В общем и целом я знаю, но хочу слышать, что он скажет. Хочу понять, не скрывает ли Хадия чего‐то от меня. Я побоялся спросить ее.

– Изображение вашего мозга.

– Не знаете, что именно ищет доктор?

Я верчу на запястье свободный пластиковый браслет и, затаив дыхание, жду его ответа.

– Нет, сэр. Я не говорил с доктором. Но МРТ безболезненна. Меня ввезли в светлую тихую комнату. Дали беруши. Здесь слишком белые стены. В центре – купол и кровать, должно быть, это и есть аппарат. Лаборант просит меня лечь на спину и не двигаться.

Потом я остаюсь один. Лаборант находится по другую сторону стены. Где‐то в этом здании – Хадия. Утешает пациента или просматривает свои записи, прежде чем идти к другому. Я понимаю, как мне повезло: если возникнет хоть тень сомнений, она может разобраться в анализах, легко что‐то уточнить или приказать другим это сделать. Она может что‐то придумать. Моя кушетка начинает медленно двигаться назад, в тоннель. Я закрываю глаза. Громкий хаотический шум слышен даже в берушах. Я словно окаменел. Когда я снова открываю глаза, я вижу, как полоса света бежит по изгибу тоннеля, и я думаю о том, как неестественно сохранять себе жизнь таким способом. Я понимаю, что хочу жить, но удивляюсь другой своей мысли, гораздо более мрачной, мысли, которая приходит позже: я хочу также, чтобы у меня обнаружили болезнь. И чтобы эта болезнь была серьезной. И тут же гадаю, накажет ли меня Бог за это. Потом аппарат перестает пищать, и я жду разрешения пошевелиться.

До того как ты родился, я думал, что знаю, как быть отцом. Хадие было четыре года, когда мы привезли тебя домой. Худе – только три. Было легко вызвать у них улыбку. Смешить их было просто. Лейла говорила, что они наблюдают, как темнеет небо, прислушиваются, не повернется ли ключ в замке, не скрипнет ли дверь, и всегда готовы забыть про раскраски или недоеденный ужин, чтобы броситься ко мне. Каждая обхватывала мою ногу, так что я едва мог идти, а когда мне это удавалось, они смеялись и вцеплялись в меня еще крепче.

Если они плохо вели себя, мне достаточно было строго взглянуть на них. Иногда приходилось повышать голос, шлепать их по губам или дернуть за ухо. И этого было достаточно, чтобы заставить их слушаться. Выплакавшись после наказания, они не становились отчужденными, но старались вести себя лучше. Хадия наклоняла голову и говорила тоном одновременно взрослым и невинным, ожидая знака моего одобрения и прощения. Худа терлась головой о мою руку, как кошка, пока я не обнимал ее. И в течение этих лет я принимал как должное еще одно – их способность забывать о наказании, словно ничего не случилось.

Ты был совершенно другим. Не давал матери спать. Ты знаешь это? Хадия и Худа тоже плакали. Тоже просыпались в самые неподходящие часы. Но твои крики были вызваны чем‐то еще – не голодом или дискомфортом. Я думал об этом, когда пытался успокоить тебя. И эта мысль меня расстраивала. Меня изводили твои крики, а может, и моя неспособность утешить тебя. И поэтому я отдавал тебя Лейле. Она уносила тебя из нашей спальни, чтобы я мог поспать, говорила с тобой на урду, называя тебя именем, которое недавно придумала:

– Что с тобой, Ами, что случилось?

Материнство было к лицу Лейле. Она была так молода, когда родилась Хадия. Она уделяла все время и внимание дочерям, словно у нее был выбор и она могла оставить что‐то свое – себе. Она играла свою роль, была сильной и доброй и с легкостью повелевала своим маленьким мирком. Хадия и Худа прибегали к ней каждый раз, когда нуждались в матери, а остальное время играли одни или друг с другом. Но с твоим рождением материнство стало для нее всепоглощающим занятием. По мере того как ты рос, ее все больше одолевали стресс и беспокойство. Пока ты спал, она изучала твои синяки.

– Посмотри, – говорила она, показывая на фиолетовое пятно на твоем бедре. – Интересно, каким образом он умудрился удариться этим местом?

Теперь я задаюсь вопросом, неужели она постигла внутренним чутьем то, чего я не смог или отказался постичь: когда речь пойдет о тебе, все будет не так легко. Хотя ты не знал этого, но оказалось, что ты внес раздор в наш дом. Если Хадия и Худа были на одной стороне, ты был на другой, и Лейла защищала тебя. Твои сестры были неунывающими: небольшие отказы, потери и наставления не меняли течения их дня. Ты же упорствовал, если тебя что‐то расстраивало. Ты погружался в печаль и отказывался из нее выходить. А я, вместо того чтобы смягчиться, только становился с тобой более жестоким.

Очень часто по утрам мне было поручено отвезти в школу Хадию и Хаду. Перед уходом я оглядывался на тебя, лежащего на животе с раскраской. Ты беззаботно болтал ногами, а я гадал, что ты и твоя мать делали весь день, пока нас не было. Дочери всегда требовали от меня большего. Еще одну историю, папа. Еще две минуты, папа. Они вставали на цыпочки и подставляли щеки для поцелуя. В парке просили покачать на качелях или взбирались на меня, как обезьянки. Ты ничего подобного не просил. Я не знал, что удерживает тебя на расстоянии: безразличие или желание независимости.

Но перед тем, как тебе исполнилось пять лет, каждые несколько месяцев мы проводили с тобой вдвоем целый день. Я приходил домой и обнаруживал, что твоя мать снова решила тебя постричь. Твой вид с неровно обрезанными волосами неизменно меня раздражал. Может, для вас это было нечто вроде игры. Мать сажала тебя на стойку в ванной и завязывала на шее полотенце, чтобы обрезки волос падали туда.

– Лейла, – повторял я, пытаясь сдержать раздражение, – почему ты всегда делаешь это? Ничего, что вид у него дурацкий?

В следующее воскресенье мы оба шли стричься. Когда я наблюдаю, как Хадия и Тарик общаются с детьми, мне кажется странным, что только в такие дни мы с тобой были вдвоем. Хадия и Тарик – совершенно другие родители. В некоторых случаях они очень меня расстраивают, позволяя Аббасу выходить из дому одному и не зная точно, с кем он собрался играть. Но иногда поступают так, как нам даже в голову не приходило. Берут детей на «свидания». Например, Хадия берет Аббаса, а Тарик – Тахиру. Или же наоборот.

– У нас такая семья. Для них это важно, а для нас приятно: видеть, какими мы можем быть, оставаясь с ними один на один, – как‐то пояснила Хадия, когда я спросил ее, зачем это нужно.

Ты всегда и повсюду ходил вместе с матерью. Когда она поднималась, чтобы идти за продуктами, ты тут же вскакивал, чтобы сопровождать ее. Если ее не было рядом, ты становился тенью Хадии. Если я вставал, чтобы идти по делам, а Хадия или Худа не предлагали пойти со мной, я шел один. Я беспокоился из‐за того, что ты растешь в доме, полном женщин, и видишь в них пример для себя. Боялся, что ты не будешь знать, как себя вести, а я не делаю ничего, чтобы научить тебя.

1 ... 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ... 106
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?