Демон тринадцатого месяца - Давыдов

мелко задрожали бубенцы. Вновь бухнул барабан — вздрогнуло другое бедро, как бы отдельно от тела, потому что плечи и руки танцовщицы оставались неподвижны. Прервав буханье барабана, флейта изгнала его резкие звуки и теперь ее нежную мелодию повторяли плавные и округлые движения рук, изгибы талии и бедер… И тут нетерпеливо забил упрямый барабан под чей ритм ходуном заходили живот и бедра исполнительницы.

Зал Торжеств не дышал. У гостя, что зачарованно смотрел на танец, из рук выпала чарка, стукнувшись о стол и расплескав содержимое. Глава смотрел с неподвижным лицом, ничего не выражающим лицом.

Даже исполнение восточных танцовщиц, которые видел гость, не были столько темпераментны, порывистыми, со столь отточенными движениями, эмоционально стремительными и откровенно возбуждающими. Танец напрочь сносил голову, проносясь ураганной мощью чувственного впечатления.

Привыкшие к плавным, изящным, даже деликатным танцам, зрители невольно поддались учащающемуся барабанному ритму. Кто-то, не удержавшись хлопал, кто-то постукивал ногой в такт поднимающий дух, барабанной музыке. Но вот он резко смолк и в звенящей тишине, танцовщица поклонилась. Гость в неистовстве вскочил на ноги.

— Это же… это же… Пофиг! — взволнованно воскликнул он. — Я бы узнал тебя в любом убранстве.

Он поторопился выйти из-за столика, чуть не опрокинув его, спеша к ней.

— Я впечатлен… впечатлен, — бормотал он взволнованно. — Это самый чудесный танец, что я когда-либо видел. Клан Северного Ветра поистине может удивить.

Под общие восторги и хлопки, Глава до того, не спускавший с танцовщицы глаз, следуя взглядом за каждым ее движением, что не укрылось от внимания тех на пиру, что в свою очередь не сводил с него глаз, закашлялся. Его невеста тревожно подалась к нему.

— Уедем со мной, — подошел знатный гость к танцовщице на глазах у всех почти вплотную. — Разве ты не хочешь выбраться из этой дремучей глуши? Ты увидишь роскошь и блеск столицы. Ты станешь единственной для меня, — с тихой страстью, чтобы слышала лишь она, говорил он, заставляя присутствующих мучиться любопытством. О чем они негромко беседуют, стоя посреди залы?

— Не находите, что это грубо и вызывающе? — шепнула Главе его невеста. — О чем идет разговор у этих двоих?

Молча поднявшись, Глава подошел к гостю, встав позади него.

— Благодарю, — ответила в это время танцовщица гостю. — Но я не могу уехать.

— Почему? Тебя здесь кто-то держит? Если так, я выкуплю тебя, — тихим шепотом уверял ее гость.

— Не все можно купить, господин.

— Ты так думаешь? А если я предложу то, чего так жаждет ваш клан, в обмен на тебя?

— Вы не можете… — шагнул к ним Глава, но гость, подняв руку, остановил его.

— Вы сами сказали, что все решает она, — напомнил он, не оборачиваясь к нему. — Ну, так как?

В зале повисло молчание, полное томительного ожидания.

— Разве любовь покупается? Разве она не даруется? Вы потому думаете обо мне, что мы ночью пережили опасность и сейчас кладете к моим ногам то, что имеете. Взамен вы требуете моей любви, но я не могу полюбить вас.

— Это не важно. Я подожду, — с готовностью проговорил он. — Ты спасла меня бескорыстно, ты ничего не просила и не просишь. Взамен я, ничего не требуя, отдам клану документ. Мне он не нужен.

Танцовщица поклонилась и вышла. Следом последовали ее барабанщик и флейтистка. Глава закашлялся и вернулся на свое место за пиршественным столом. Гость сел рядом, желая поговорить о танцовщице, но Главу некстати одолел удушающий приступ кашля. К нему тотчас поспешил Хоу, помог подняться. Прижимая платок к губам, дафу жестом попросил прощения у гостя и своей нареченной и вышел из зала Торжеств. Третий мастер проводила его беспокойным взглядом.

Как только Глава покинул зал и отослал от себя Хоу, его глухой кашель чудесным образом пропал и он быстро прошел в Тихие покои, где его ждала танцовщица. Она повернулась к нему от стола, глядя вопросительно и тревожно. Переступив порог, Глава решительно пошел на нее.

— Что? — испугалась Ли Мин, готовая к нагоняю, и отступая, когда он молча оттеснил ее к стене. Он чуть ли не вжал ее в стену, так что ей пришлось упереться руками в его грудь, чтобы хоть немного, отодвинуть от себя.

Глядя в ее лицо опаляющим взглядом, Глава нетерпеливо перехватил ее запястье и, вздернув руки над головой девушки, притиснул ее к стене, прижавшись губами к ее губам. А после накинулся. Она засопротивлялась его безудержным поцелуям, пытаясь остановить, но он был безжалостно и неумолимо настойчив.

— Немедленно… сейчас же… — задыхаясь, бессвязно бормотал Глава.

Она была в его руках, что прижали к горячему напряженному телу. Сердце его бухало, дыхание прерывалось. Безостановочные поцелуи жестким, язык бесновался в ее рту, а руки нетерпеливо срывали, стягивали с нее шаровары, оголяя бедра. Она дернулась, стремясь высвободиться, еще помня, где они, но Глава, просунув колено между ее бедер, сжал ее грудь.

— Обними… — потребовал он, оторвавшись от ее рта.

Его пальцы, только что ласкавшие ее грудь, прошлись прохладой меж ее ног.

— Ты сочишься, — выдохнул он в ее губы и, взяв ее руку, прижал распластанной ладонью к своему паху.

Она легонько погладила его возбудившуюся, вздрагивающую от нетерпения плоть.

— Осторожно… иначе изольюсь, — стонал он, опять прижав ее к стене. — Надо… в тебя.

Она тут же подняла колено, открываясь ему. Сразу же горячее и сильное, неотвратимо вошло в нее. Оба издали стон. Она вцепилась в его напряженные каменные ягодицы. Вот они расслабились и таран внутри, подался из нее. Она протестующее всхлипнула, и он жестко всадил себя в нее… Теперь его было не остановить, он бил и бил в податливую, мягкую мишень, яростно стискивая ее, пока она не вскрикнула от бури наслаждений, когда он буквально насадил ее на себя.

И сам, уткнувшись ей в шею, глухо застонал, не отпуская ее, пока его тело сотрясали конвульсии. Переведя дух, он, подхватив ее под бедра так, что она вынуждена была обхватить его ногами, сел на табурет и посадил ее на себя.

— Я был не слишком груб? — шепнул он тревожно, обнимая ее. Он плохо помнил себя, настолько сильно было его желание.

— Нет, — ответила она, утомленно положив ему голову на плечо. — Ты был просто нечто.

— Я соскучился, — шепнул он в ее волосы. — И мне мало…

— Мне тоже.

Тогда прижавшись губами к ее виску, он шепнул:

— Давай, родим ребенка.

— Кем же он станет здесь, где все кичатся своим происхождением?

— Сделаю тебя госпожой, — проговорил он, торопливо возясь с ее одеждой.

— Нет, подожди, — отвела она его руки. — У тебя же есть невеста…

— Ли Мин,