Недоступный - Лина Мур

– Что ты говоришь? Я не хотел, чтобы ты умер. Я был зол на тебя… на себя был зол и…

– Уходи, Кент. Просто уйди, тебе это удаётся лучше всего. Убирайся отсюда. – Эдди отворачивается на коляске, и я горько смотрю на его затылок с едва отросшими после больницы волосами.

– Мне так жаль, что ты так и не стал мне братом, Кент. А ещё больше жаль, что ты упустил своё будущее и любовь Дженны. Ты буквально раздавил её, и этого я тебе никогда не прощу, – шёпотом добавляет Эдди.

– Она меня не любила. О какой любви ты говоришь, Эдди? И я твой брат…

– Нет, не мой. Ты чужой, Кент. Ты для всех нас стал чужим, и это твоё желание. Ты такой слепой и глухой. Уходи… пожалуйста, уйди отсюда. Встретимся на моих похоронах, а до этого видеть тебя не хочу.

– Но…

– Уходи!

«Ты недостоин нашей любви, Кент. Ты просто её не заслужил. Убирайся отсюда. Тебе нет места в нашей жизни», – вспыхивают в голове слова Дженны, и я снова дёргаюсь, как удара. Я никогда и не надеялся, что кто-то подарит мне место хотя бы где-то в этом мире. Я всегда был одинок и остался таким же. Она меня не может любить. Не может… за что меня любить? Я поступил, как подонок.

И только сейчас, выходя из спальни брата, который отказался быть им, я осознаю, что, действительно, потерял Эдди. Я ни разу не задумывался о том, что он мой брат. Я ненавидел его. Винил его во всём и продолжал это делать. Мстил ему за то, что у меня забрали то счастливое время в Северной Дакоте, и что я, вообще, был счастлив благодаря придуманной им лжи. Да-да, я ублюдок. Но ведь она тоже играла со мной… Дженна знала, что нужно говорить и как защищаться. Она попрощалась со мной там, не попросив остаться с ней, и не сказала что-то важное, что заставило бы меня остановиться и обернуться. И она била меня каждым словом. Не так больно было от её кулачков, лупящих меня по груди и плечам, как от её слов. Мне было больно тогда и до сих пор очень больно.

– Кент! Какого чёрта ты здесь забыл? Я сказал тебе, чтобы ты больше не подходил к Эдди! Твои методы воспитания чудовищны! И пусть ты…

Поднимаю голову, глядя на отца, стоящего в холле и размахивающего руками. На мать, бледную и испуганную известием о том, что я приехал. Как будто я ужасный монстр, готовый их всех убить. И это тоже больно. А одновременно с этим внутри появляется лютая злость. И за что я боролся? За это? За такое отношение к себе? За ложь? За то, чтобы все вычеркнули меня из своих жизней? Не там я искал своё место. Не там.

– Это вы виноваты. Вы. Оба, – цежу я. Горло сдавливает от ярости.

– В чём мы виноваты, Кент? В том, что ты не смог позаботиться о родном брате и заставляешь своих подчинённых работать день и ночь, нарушая трудовой кодекс? – возмущается мама.

– Во всём вы виноваты. В том, что я такой. В том, что я не умею отличать правду ото лжи и доверять людям, считая их врагами. Вы. Мои родители, которые должны были рассказать мне сразу о болезни Эдди, а вынудили меня его ненавидеть. Никто из вас не сообщил мне, почему ему нужно было больше заботы, чем мне. Почему я всегда был предоставлен сам себе, а вы носились с Эдди. Ни один из вас не объяснил мне, что с моим братом не так. Вы изначально забрали у меня брата. Вы даже не дали мне понять причины, из-за которых я был так одинок. Это ваша вина. Вы хреновые родители. А я вас боготворил. Я вас так вознёс, что вся моя жизнь превратилась в гонку за вашим одобрением.

И до меня доходит, откуда появилось недоверие к тому, что было между нами с Дженной. В чём причина моих страхов и боязни поверить во что-то хорошее. Просто у меня этого не было. Если даже родители сомневались во мне, то что уж говорить о других людях?!

– Нет, даже не смейте оправдываться. Из-за вас я привык причинять людям боль, главным было оставаться первым во всём. Даже возможность уйти первым, пока меня не выгнали. И я это сделал. Если бы вы, хотя бы раз, поговорили со мной и объяснили, что у Эдди анемия, то я бы понял, что ему нужны лекарства, и почему он такой изнеженный. Но вы этого не сделали, и вот что вышло. Я не знал, что Эдди нездоров, и он голодает. Я думал, что он врёт и притворяется, только бы не работать. Именно так вы поставили нас с ним. Вы сделали нас врагами, но настоящие враги – это вы. И нет, я не собираюсь ни за что извиняться, это теперь ваш крест. Я бы мог научиться его любить. Я бы мог, но вы мне этого не позволили. Не надо мне указывать на выход, я знаю, где он. Я всегда знал, где он находится, потому что только такую дорогу вы мне и показали. На этом всё. Прощайте, мама и папа, надеюсь, теперь вы поймёте, что лишили меня не только брата, но и ещё одного человека, который стал для меня самым дорогим. Вы поставили крест на мне раньше, чем я узнал об этом. Спасибо, но с меня хватит, – произношу и, не оборачиваясь, выхожу из дома, не позволяя им больше ничего сказать. Я так часто оборачивался здесь, надеясь, что они выйдут и помашут мне, что потерял бесценное время, вместо того чтобы потратить его на что-то более важное. Больше такого не будет.

Да, не всегда я поступаю верно. Я совершаю ошибки в жизни, хотя довольно хорош в бизнесе. Но вот жить меня никто не учил. Ни один человек не пытался даже понять меня, заглянув глубже в моё сердце. Хотя и здесь я себя обманываю. Я не позволял этого никому, кроме одной женщины. Дженны. Я врал себе и ей. Думал, что сделал всё правильно, когда обидел её и ушёл. Снова и снова отворачивался и уходил, только бы от меня не отвернулись первыми. Но однажды первой ушла она. Я делал шаги в сторону от неё, но именно Дженна отдалялась быстрее. В ту ночь, когда мне сообщили об аварии и Эдди. И не я ушёл тогда, а она. От этого ещё больнее.

Возвращаясь в свой холодный и тихий пентхаус, брожу в нём, вспоминая каждую мелочь того вечера, когда она была здесь. Я смеялся. Наверное, тогда я и научился смеяться искренне. Я выбросил диван. И это тоже из-за Дженны. Я не выбрасываю дорогие вещи, а до последнего пользуюсь ими и берегу. А в тот день я просто избавился от хлама. Его так много в моей жизни. Всё вокруг – один пустой хлам, и я сам такой же.

Вхожу в свою спальню и достаю из гардеробной сумку, к которой я запретил подходить домработнице. Открываю её и копаюсь в своих грязных вещах, доставая одну за другой. Даже бинты забрал, на которых осталась моя кровь. Провожу пальцем по уже едва заметным маленьким отметинам на коже ладони и улыбаюсь. Я не улыбался с того момента, как уехал из дома семейства Ноар. Не мог это сделать, потому что мне было больно. А сейчас я вспоминаю каждый нежный поцелуй на своей коже. Всё потерял. Буквально всё. И я скучаю. Да, скучаю каждый день, но запрещаю себе делать и это тоже. Я всё себе запрещаю, даже думать о Дженне, видеть её образ перед глазами. Застрял только последний и эти правдивые слова.

Разве можно вернуться и сказать: «Здравствуй», после того как предал самого себя? Нет. Нельзя.

Кент

– Доброе утро, мистер Мёрфи. Хорошего вам дня.

Мрачно перевожу взгляд на улыбающегося парня, стоящего у стойки на первом этаже, и тяжело вздыхаю. Задолбал. Никакого хорошего дня у меня не будет, это уж точно. Ночь выдалась бессонной и тяжёлой от воспоминаний и понимания того, какой я правильный идиот. Откуда здесь взяться чему-то хорошему? Из воздуха счастье не появится.