Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго

Она подняла вверх обнаженное плечо, и при этом у нее был такой упрямый и одновременно соблазнительный вид, что он не смог удержаться, чтобы не нагнуться к ней и не поцеловать сначала в манящее плечо, а затем в губы.

В этот раз она не могла отговориться тем, что ребенок смотрит на них. Тот уснул у нее на руках, положив ей на грудь голову в темных локонах.

– Тебе надо уходить, – сказала она. – Марта скоро проснется, а если я сразу же не пойду к ней, как только она меня позовет, то поспешит выйти из своей комнаты.

– Я хочу тебя сегодня увидеть еще раз. Одну.

– Я не знаю, как…

– Сделай так, чтобы это было возможно. Я должен о многом поговорить с тобой. Это важно. Приходи часа через два. – Он назвал ей место, где хотел встретиться с ней, затем поцеловал ее в висок. – Не заставляй меня ждать, Лиззи.

– Это получится только в случае, если Фелисити к тому времени вернется сюда.

– А где же она?

– Она прощается с Никласом Вандемеером.

– Тогда самое позднее через час она будет снова здесь. Капитан уже готовит «Эйндховен» к выходу в море, чтобы вовремя убраться отсюда. Военный флот долго раздумывать не будет. Голландская Вест-Индийская компания сделает правильно, если постарается не попасть в ловушку Адмиралтейства.

Он нежно погладил малыша по голове. Его локоны были теплыми и мягкими на ощупь.

– Пока, – сказал он Элизабет, прежде чем погладить и ее по голове, а затем с неохотой покинуть ее.

По дороге к воротам он прошел мимо витой двойной лестницы, которая вела из холла наверх к галерее верхнего этажа. Там, наверху, за резными украшениями перил, качаясь, стояла печальная фигура, похожая на привидение, в мятой белой рубашке. Это была Марта Данмор. Она смотрела на него сверху, сначала вроде бы даже сквозь него, а затем ее застывший взгляд сосредоточился на нем.

– Что вам здесь нужно? – спросила она жалобным голосом.

Дункан торопливо ушел.

Элизабет взяла малыша с собой, когда отправилась в комнату к Марте. Она сунула ему в руку какую-то игрушку и усадила его в угол, чтобы он не мешал ей помогать свекрови мыться и переодеваться. Джонатану это быстро наскучило, потому что он в свои почти два года обладал ярко выраженной потребностью в движении и постоянно стремился к новым открытиям. Мальчик поднялся на ножки, бросил деревянный кораблик в сторону и подошел к столу для умывания, чтобы посмотреть, как надо ухаживать за своим телом.

– Grandma[23], – произнес он одно из своих новых слов.

Но Марта даже не услышала его. Она стояла перед зеркалом, тупо уставившись на себя, как на привидение. Ее глаза были окружены темными тенями, лицо настолько распухло, что его черты казались размытыми; рубашка, спущенная до талии, открывала голое тело с вялыми, свисающими до живота грудями. Она сильно похудела после смерти Роберта, от ее былой полноты не осталось ничего. На шее у нее была широкая золотая цепочка, которую она снимала крайне редко, – она получила ее от Гарольда в подарок на свадьбу. Блестящее золото на вялой коже выглядело угнетающе. Погруженная в свои мысли, Марта перебирала цепочку пальцами, затем перевела взгляд на Элизабет.

– Ты уходишь? – бесцветным голосом спросила она.

Рука Элизабет с зажатой в ней мокрой тряпкой для мытья застыла посреди движения.

– Что ты имеешь в виду?

– Я видела тебя. С капитаном. Он хочет забрать тебя с собой, или…

– Марта, я… – Элизабет запнулась, потому что свекровь неожиданно схватила ее за руку и резко повернула к себе, так что она из-за довольно болезненной хватки вынуждена была уронить тряпку в таз с водой. Брызги попали ей на платье и лицо. Мутная жижа имела вкус мыла, и она с трудом подавила в себе отвращение.

– Ты никогда не была доброй к нему, – сказала Марта.

Она говорила каким-то странным безучастным тоном, однако ее голос не был пьяным или неуверенным. Сегодня с самого раннего утра она не получала лауданум и поэтому, наверное, должна была находиться в более или менее ясном сознании.

– Поначалу я думала, что он, может быть, переменится, – продолжала Марта тем же монотонным голосом. – Чтобы заслужить твое хорошее отношение. Но этого не произошло. Он остался таким, каким был всегда. Тебе не удалось сделать его лучше.

– Нет. Мне это не удалось.

– И ему пришлось продолжать то, что он делал раньше. Потому что он не мог по-другому.

– Я знаю.

– А все потому, что он никогда не чувствовал, что его любили, – с непроницаемым лицом сказала Марта, словно Элизабет вообще не было здесь. – И так было всегда. Бог знает, как я старалась, но этого оказалось недостаточно.

– Каждый знает, как сильно ты любила Роберта! – возразила Элизабет.

– Бабушка хорошая, – сказал Джонатан. Он дернул Марту за рубашку, волочившуюся по полу, чтобы обратить на себя внимание и поиграть с ней. Марта даже не двинулась, и малыш, схватившись за подол, тянул рубашку до тех пор, пока та не оказалась у нее на щиколотках.

– Прекрати, – сказала Элизабет непривычно строго, пытаясь прикрыть Марту.

Малыш обиженно посмотрел на нее, однако она отодвинула его в сторону и снова сунула ему в руку его игрушечный корабль.

– Поиграй с корабликом, – сказала она.

– У меня раньше было столько любви в душе, – монотонно продолжала Марта, не отрывая взгляда от зеркала. На ее лице появилось умиротворенное выражение, и она сразу изменилась, словно ожила. Казалось, что она вспоминает давно прошедшие времена: – Мое сердце было буквально переполнено любовью. Эдвард был моей жизнью.

– Эдвард? – испуганно спросила Элизабет.

– Ну конечно. Он был всем для меня. Когда он умер, я тоже не хотела жить. Мои вещи уже были упакованы, и я хотела только одного – уехать домой. Однако затем явился Гарольд и сказал, что мы должны сойтись. – Она пожала плечами, и вялая кожа на ее руках задрожала.

Элизабет поняла все. Эдвард, наверное, был первым мужем Марты. Он умер, а после этого она вышла замуж за Гарольда. Роберт когда-то рассказывал ей об этом, но скорее мимоходом. Да и Элизабет никогда этим не интересовалась в такой мере, чтобы расспрашивать подробнее. И вдруг у нее возникло подозрение:

– Роберт был сыном Эдварда?

– Конечно нет. – Марта широко улыбнулась, словно услышав удачную шутку. Выглядело это ужасно, потому что ее губы были сухими и потрескавшимися, а зубы – пожелтевшими.

– Момми, – захныкал Джонатан. Он схватил Элизабет за подол платья и стал дергать его. Затем он поднял руки к ней: – Джонни на ручки!

Она взяла малыша на руки, посадила его к себе на бедро и с отсутствующим видом поцеловала в щеку, а он в это время залез рукой ей в волосы.