Буря Жнеца. Том 2 - Стивен Эриксон

Зачем ты сотворил такое со мной?

Но Странник, похоже, не собирался праздновать победу. Его не было рядом, а если и был, то не отвечал.

Игрок выбыл из игры.

Однако игра продолжается.

В тронной зале Вечного Дома Рулад Сэнгар, Император Тысячи Смертей, сидел в одиночестве, с мечом в руке. В колеблющемся свете факелов он уставился в никуда.

У него в голове еще одна тронная зала, и там он не в одиночестве. Рядом с ним его братья; а дальше – отец, Томад, и мать, Урут. В тени у стены стоят Удинаас, Нисалл и женщина, имени которой Рулад не хотел называть, – бывшая жена Фира. И рядом с запертыми дверями – еще одна фигура, неразличимая в дымке. Совсем неразличимая.

Бинадас склонил голову.

– Я не справился, император, – покаялся он. – Я не справился, брат. Он показал рукой, и Рулад увидел копье, пронзившее грудь брата. – Тоблакай, призрак из наших древних войн после падения Кечры. Наших войн на море. Он вернулся, чтобы убить меня. Это Карса Орлонг, теблор, тартено тоблакай, тартенал, фенн – да, теперь у них множество имен. Я убит, брат, но для тебя я не умер. – Бинадас поднял голову и улыбнулся улыбкой мертвеца. – Карса ждет тебя. Ждет.

Фир шагнул вперед и поклонился. Выпрямляясь, он тяжело смотрел на Рулада, который захныкал и вжался в трон.

– Император. Брат. Ты не тот ребенок, которого я растил. Ты не тот ребенок, которого я взрастил. Ты предал нас у ледяного кристалла. Ты предал меня, украв мою нареченную, сделав ей ребенка, доведя ее до такого отчаяния, что она покончила с собой. – Его мертвая жена подошла к нему, и они взялись за руки. Фир сказал: – Я сейчас с Отцом Тенью, брат, и я жду тебя.

Рулад закричал – жалобный звук разнесся по пустой палате.

Трулл стоял с головой, бледной там, где прежде ее покрывали волосы; его глаза – глаза Остриженного, пустые, не видные никому; в эти глаза не может взглянуть ни один тисте эдур. Глаза одиночки. Он поднял копье, и Рулад увидел алые пятна на древке, на широком стальном острие.

– Я вел воинов твоим именем, брат, и они теперь все мертвы. Все мертвы… Я вернулся к тебе, брат, когда Фир и Бинадас не могли. Вернулся просить за твою душу, прежнюю душу, Рулад, за ребенка, брата, которым ты был когда-то. – Он опустил копье, оперся на него. – Ты утопил меня, приковав к камню, пока тот Рулад, которого я знал, прятался во тьме твоего разума. Но больше ему не спрятаться.

Из мрака у двери вперед двинулась фигура, и Рулад, сидя на троне, увидел сам себя. Юного, безоружного, неокропленного, с кожей без монет – гладкой и чистой.

– Мы стоим в реке крови Сэнгаров, – сказал Трулл. – И мы ждем тебя.

– Хватит! – завизжал Рулад. – Хватит!

– Правда, – сказал Удинаас, подходя ближе, – беспощадна, хозяин. Друг? – Раб рассмеялся. – Вы никогда не были моим другом, Рулад. Вы держали мою жизнь в руке – и неважно, в какой – пустой или руке с мечом. Моя жизнь принадлежала вам, и вы думали, что я открыл вам сердце. Странник меня побери, зачем мне это? Посмотрите на мое лицо, Рулад. Лицо раба. Неприметное, как глиняная маска. А мышцы на моих костях? Они двигают ногами и руками – это просто орудия. Я держал свои руки в море, Рулад, пока они не онемели. Вся жизнь утекла из моей когда-то непокорной хватки.

Удинаас улыбнулся.

– И теперь, Рулад Сэнгар, кто из нас раб? Я стою на краю цепи. Предпоследним. Есть еще одни кандалы. Вот тут, видите? Стою и жду вас.

Заговорила Нисалл, выйдя вперед обнаженная; она двигалась, как змея в свете свечей.

– Я шпионила за тобой, Рулад. Выяснила все твои секреты, и теперь они со мной, как семя в утробе. И скоро мой живот раздуется и начнут появляться чудовища – одно за другим. Отпрыски твоего семени, Рулад Сэнгар. Отвратительные все до одного. И ты думал, что это любовь? Я была твоей шлюхой. Деньги, которые ты мне швырял, оплачивали мою жизнь, но недостаточно. Я стою там, где ты никогда не найдешь меня. Я, Рулад, не жду тебя.

Теперь остались только отец и мать.

Он помнил, когда видел их в последний раз, – в тот день, когда отправил их, закованных, в брюхо этого города. Это ведь было так мудро.

Но тут испросил аудиенции охранник канцлера. По ужасному делу. Голос летерийца дребезжал, как расстроенная лира. Трагедия. Ошибка при смене надзирателей, несколько недель никто не спускался к их клеткам. Никакой пищи, зато, увы, слишком много воды.

Собственно говоря, началось наводнение.

– Мой император. Они утонули. Вода в камере – по грудь. А цепи… слишком короткие. Слишком. Дворец рыдает. Дворец скорбит. Император, вся империя повесила голову. Канцлер Трибан Гнол поражен. Он слег и не в силах выразить скорбь.

Рулад смотрел на дрожащего человека, смотрел сверху вниз, спокойным взглядом того, кто знал смерть снова и снова, знал, не испытывая чувств. И выслушивал пустые слова, обязательные выражения ужаса и печали.

А в уме императора слова могли звучать так: Я послал их вниз, чтобы они утонули. Без единого объяснения.

Поднимающаяся вода, тающий, тонущий дворец. Этот Вечный Дом. Я утопил отца. Мать. Он видел эти камеры, черный поток, отметки на стенах, там, где они царапали стену, сидя на цепи. Он видел все.

И они стояли здесь. Молча. Гнилая и разбухшая от газов плоть, лужи ила вокруг белых морщинистых ступней. Отец, на плечах которого Рулад ездил, захлебываясь от смеха, – ребенок превыше своего бога, который скачет по берегу, бога с бесконечной властью и силой, с обещанием защиты, как легкий поцелуй в лоб ребенка.

Мать… нет, хватит. Я умираю и умираю. Да, смертей больше, чем кто-нибудь может представить. Я умираю, умираю и умираю.

Но где же покой?

Посмотри, что меня ждет. Посмотри на них!

Рулад Сэнгар, Император Тысячи Смертей, сидел в одиночестве на троне, мечтая о покое. Но даже смерть не могла его предложить.

В это самое мгновение брат Императора, Трулл Сэнгар, стоял рядом с Онраком и, слушая писк котят эмлавы в грязи, с удивлением наблюдал, как Бен Адаэфон Делат, высший маг Малазанской империи, переходит вброд мелкую речушку. Он не обращал внимания на ледяной холод потока, грозивший отморозить плоть, кость, даже чувства – ничто не могло его остановить.

Увидев одинокую фигуру, появившуюся из кустов на другом берегу, Быстрый Бен остановился. И, присмотревшись, улыбнулся и еле слышно пробормотал что-то вроде: «Ну а где же еще? И кто же еще кроме него?»

И высший маг зашагал дальше.

Навстречу старому другу, который и сам без промедления вошел в широкую реку.

Еще один малазанец.

Онрак положил руку на плечо Трулла и сказал:

– Друг, здоров же ты плакать.

– Знаю, – ответил со вздохом Трулл. – Это все потому… потому что я сам о таком мечтаю. Для себя. О братьях, о семье. О своем народе. Дары мира, Онрак – вот что ломает меня, снова и снова.