Буря Жнеца. Том 2 - Стивен Эриксон

– Дар или проклятие, – повторил Удинаас, вернувшись. – Споры об этом не утихают.

– Мать Тьма… и Отец Свет.

Он улыбнулся своей обычной холодной улыбкой.

– Сэрен Педак наконец-то зашевелилась у себя в ямке. У меня три брата никак из головы не выходят.

Три брата?

Он продолжил, словно она сама должна была все понимать:

– Да, они из потомков Матери Тьмы, но их ведь было множество, разве не так? Почему-то ведь выделяют именно этих троих. Андарист, Аномандр, Силкас. Что там говорил нам Чик? А, ерунда. Мы ведь сами видели гобелены, правда? Андарист, черный, как сама ночь. Аномандр и его сияющие белые волосы. Ну и Силкас, этот наш ходячий ужас без единой кровинки, белее, чем труп, и примерно настолько же дружелюбный. В чем же, спрашивается, причина столь жестокого отчуждения между сыновьями и матерью? Может быть, вовсе не в том, что она раздвинула ноги перед Светом, которого никто не хотел в отчимы? Может, все это ложь, приятная и для всех удобная? Быть может, Сэрен Педак, они просто выяснили, кто на самом деле их отец?

Она невольно взглянула туда, куда сейчас был направлен его взгляд – на Силкаса Руина. Фыркнула и отвернулась.

– Да какая разница?

– Какая разница? – переспросил Удинаас. – Сейчас – никакой. Но разница еще будет.

– Почему? Просто в каждой семье свои тайны.

Он лишь рассмеялся в ответ.

– У меня тоже найдется вопрос. Если внешне Силкас Руин неотличим от Света, каков же он внутри?

«Этот мир – его зеркало».

Но мир, который мы сейчас видим – обман.

– Удинаас, я привыкла думать, что дети Матери Тьмы и Отца Света – тисте эдур.

– Да, возможно – в последующих поколениях. А с тремя братьями никакой связи вроде как и нету.

– Скабандари.

– Да, я бы не удивился. Отец Тень, ведь так? Ну и семейка получилась! О сестрах тоже не следует забывать. Менандор, ярое пламя зари, Шелтата Лор, ласковые сумерки, и Сукул Анхаду, неверная сука-ночь. Были ли другие? Да наверняка, просто отвалились в сторону. Для мифов лучше, когда числа не слишком велики, тройка же – лучше всего. Трое этих, трое тех.

– Но Скабандари выходит четвертым?

– Андарист мертв.

Вот как? «Андарист мертв». Интересно, откуда он знает? Кто говорит с тобой, Удинаас, когда ты по ночам мечешься в лихорадке?

Она внезапно поняла, что может выяснить. Проскользнуть внутрь, словно тень. Похитить это знание при помощи волшебства Моккры. Иными словами, могу изнасиловать чье-то сознание. Так, что он даже ничего не узнает.

Она ведь вынуждена так поступить, разве нет? Надвигается что-то ужасное. И Удинаас знает, что именно случится. Во всяком случае, что может случиться. Да и Фир Сэнгар – он только что поклялся меня защищать, будто тоже подозревает – вот-вот произойдет смертельное столкновение. Одна я ничего не знаю.

Но это можно изменить. Она может применить силу, которую нашла внутри себя. Это не более чем самозащита. Оставаясь в неведении, она заслуживает любой ожидающей ее судьбы; да-да, если она не проявит сейчас жестокости, значит, так ей и надо. За то, что отвергла предложенное Моккрой, ее дар.

Неудивительно, что с той первой беседы Моккра ей ничего не сказала. Сэрен все это время просидела в своей ямке, просеивая пальцами песок – а вдруг какое-нибудь семя да прорастет. Только на дно ямы не проникает свет, а среди мерзлых песчинок нет ничего живого. Все это было лишь игрой для собственного удовольствия.

Я имею право на то, чтобы себя защитить. На самооборону.

Чик и Силкас Руин возвращались к стоянке. Удинаас смотрел на них с таким же живым вниманием, с которым изучал слепого пескаря.

Я узнаю твои тайны, раб. Твои тайны – и, быть может, еще много чего.

Теперь Удинаас, даже захоти он обратного, мог видеть Силкаса Руина лишь по-новому. В новом свете, ха-ха. Обиженный сын. Во всяком случае, один из сыновей. Обиженные сыновья, дочери, внуки, их собственные дети, и так до того дня, когда раса Тени пошла войной на расу Тьмы. И все из-за одного неудачно выбранного слова, оскорбления, косого взгляда, брошенного сто тысяч лет тому назад.

Только, спрашивается, где же дети Света?

Что ж, быть может, только к лучшему, что их нет поблизости. И без того завариваются серьезные неприятности: Силкас Руин и Чик по одну сторону, Фир Сэнгар – и, может статься, Скабандари – по другую. Но, конечно же, Фир Сэнгар – отнюдь не Смертный Меч Тени. Пусть даже именно таково его желание, быть может, даже внутренняя убежденность. Да уж, из этого вряд ли выйдет что-нибудь хорошее.

В молчании продолжали они свой путь через выветренный, безжизненный пейзаж. Хотя и не совсем безжизненный. Здесь водятся… пескари.

Их поход близился к завершению. Оно и к лучшему. Если кого-то интересует его мнение, нет ничего гнусней тех старинных легенд, в которых могучие благородные путешественники просто продолжают двигаться вперед, от одного абсурдного эпизода к следующему, и у каждого эпизода имеется потайной смысл по крайней мере для одного из этих прекраснодушных болванов – поскольку так требуется для морали, тянущейся иззубренным сверкающим гребнем через всю историю, от головы и до кончика длинного извивающегося хвоста. Легенды, способные жалить. Ну да, они все такие. Для того и придуманы.

Только к нашему достославному походу это не относится. В нашей легенде не будет громоподобной морали, поражающей слушателя, словно удар молнии прямо между глаз. Не будет головокружительного каскада многозначительных событий, по которым они, словно по лестнице, так ее и растак, поднимутся к воздвигнутой на вершине горы волшебной башне – где все истины сразу найдут свое подтверждение в банальном поединке между героем и злодеем.

Да посмотрите вы на себя! Среди нас нет ни одного героя, злодей на злодее, а никакой башни не существует.

Пока что.

Я вижу, как сквозь камни сочится кровь. Кровь, которой еще предстоит пролиться. Много крови. Тебе так нужна эта башня, Силкас Руин? Тебе, Фир Сэнгар? Тебе, Чик? Вам придется возвести ее самим – и ведь вы это сделаете.

Каждую ночь его била лихорадка. Неизвестная зараза, чей шепот звучал в его венах, предпочитала нападать, когда рассудок пребывает во мраке, во сне. Откровения являлись обрывочными фрагментами, кусками, намекающими на какую-то важную, огромную истину. Только он им не доверял – все эти откровения были ложью. Чьей-то ложью. Странника? Менандор? Пальцам, лезущим ему прямо в мозг, нет числа. Слишком все противоречиво, каждое новое видение норовит опровергнуть предыдущее.

Что вам всем от меня нужно?

Чем бы это ни было, он не собирался его отдавать. Да, он бывший раб – но уже не раб более.