Распутье - Егор Серебрянский

– Ты и эту ситуацию в свою пользу повернешь, Вань. После такого за тебя народ стеной пойдет.

– Поверну, – отозвался так же устало. – А где Коша?

– Не знаю. Но уверена в одном – он всю оставшуюся жизнь будет проклинать себя за то, что в такой момент не был рядом с тобой. Я многое о нем узнала. И в этом уверена. У него кошачья интуиция, но сегодня она подвела.

– То есть прямо сейчас он готовит тебе убежище? Потому не оказался рядом со мной?

Я отчего-то не видела смысла больше врать – а толку врать, если оба понимаем происходящее?

– Скорее всего.

– Но ты вытаскивала меня, а не рвала в свое убежище.

Легкомысленно пожала плечами.

– Наверное, во мне все-таки есть капля благодарности, о которой вы с Кошей говорили. Или у меня от такой жизни перепуталось добро со злом, как у всех вас. Или ты никогда не ошибаешься в людях – все рядом с тобой рано или поздно становятся твоими людьми, преданными псами. Я давно не люблю тебя, Вань, но каким-то непонятным образом остаюсь твоим человеком.

– Но уйти хочешь? – вопрос прозвучал без интереса.

– И уйду. Не сегодня, так завтра. Не живой, так мертвой. В любом случае уйду. Потому что эта преданность не имеет ничего общего с верностью жены. И ты в такой жене не нуждаешься. Уйду, как только услышу от врачей, что ты во мне не нуждаешься.

– Блядина, – закончил он без грамма злости и прикрыл глаза.

Я сидела возле реанимации, на звонки не отвечала и ни о чем не думала. Прилетел Коша, рухнул на скамью рядом и схватился за голову. Он тоже ничего не говорил, нам впервые не находилось, о чем говорить. Но давили нас совершенно разные чувства. Я каким-то образом уловила, что теперь Иван меня отпустит – как и просила, любым способом, убьет или вышвырнет из дома. После тех признаний, на фоне того, что я для него сделала, он мои слова услышал. Коша же уничтожал себя чувством вины. Ему легче было умереть в той перестрелке, чем сидеть сейчас здесь на жесткой скамье перед реанимацией. Он так погряз во мне, что пропустил нечто более ценное для себя.

В больницу много кого привезли. Несколько ребят погибли, многие были ранены. Люди ходили туда-сюда, шумели, дергали врачей. А мы сидели вдвоем в центре туманной нервозности, как если бы окончательно выпали из сансары и никак не могли в нее вернуться.

– Коша, – кто-то шептал со стороны. – Ты вообще не вовремя расклеился! Надо охрану отделения организовать, перевезем шефа в дом, когда доктор разрешит. И бить по всем охуевшим сукам, которые разбежались. Они сейчас наши заведения громят, а ты нытика врубил?

– Да, сейчас организую, – монотонно отозвался Коша. – Не ори, Зеля, здесь и так все орут.

А мне казалось, что тот шептал на грани слышимости. Или Коше казалось иначе? Да какая хрен разница, что происходило в реальности? Я с трудом открыла глаза.

– Елизавета Андреевна, – Зеля заметил. – Можно, я вас обниму, а?

И, не дождавшись ответа, наклонился и неловко сжал в объятиях. Почти сразу смутился, отодвинулся и принялся ждать, когда же Коша возьмет себя в руки и начнет заканчивать этот жуткий день на позитивной ноте. Услышала и от Коши:

– Спасибо, Лиз. Спасибо.

Ему тоже не ответила, хотя очень хорошо знала, за что благодарит. Его любовь ко мне горькая и острая, но привязанность к Ивану сильнее – она душит и дает его жизни смысл, которого раньше не было. Теперь я наверняка смогу уйти от Ивана. Но теперь Коша ни за что от него не уйдет, пока не вернет долг, который сегодня на себя повесил.

* * *

Через три дня Иван выглядел очень неплохо – уже зычно орал на персонал, хотя с постели не поднимался. Я виновато поглядывала на перепуганных медсестер и старалась сама приносить ему обеды.

– Ты все еще не ушла, блядина, – он заметил мое присутствие.

– Не ушла. – Я передала ему стакан с водой, чтобы запил таблетки. – Вижу, что тебе необходима дипломатическая прослойка. Иначе врачи сами тебя во сне придушат – за приятный характер.

– Я нервный, потому что у меня есть причины нервничать!

– Кто бы спорил, – я из себя выходить не собиралась. – Принести еще чего-нибудь, Вань?

– А я знаю, что ты делаешь! – он неожиданно зло усмехнулся. – Специально строишь из себя ангела, чтобы я потом руку на тебя поднять не мог. Как можно будет стирать с лица земли блядину, которая упорно сидела рядом с твоей постелью?

Я упала на стул и вытянула уставшие ноги. Признала без толики сомнений:

– Да, именно на это я и рассчитываю. Я знаю все твои недостатки, но ты живешь в ладу со своей справедливостью. Уйду, когда тебя перевезут домой – и там о тебе позаботятся верные псы. И тебе придется или отпустить, или убить. Сможешь убить блядину, которая в самый трудный момент отказалась тебя оставить?

– Смогу, – заверил он.

– Тогда тем и закончим. – Я улыбалась без напряжения. – Но заметь, я все еще даю тебе возможность меня вышвырнуть и не потерять лицо перед своими людьми. Зато возникнут вопросы, если ты им прикажешь меня пристрелить. Они так верят в твою странную справедливость, они так преданы тебе из-за нее…

Иван недоумевал от каждой фразы:

– А как так получилось, что я в своей маленькой красивой девочке не разглядел зубастую зверюгу?

Я улыбнулась ему мягко:

– И с Ириной Михайловной был такой же просчет. Похоже, ты во всем хорош, Вань, но твоя любовь делает из людей сволочей. Разве ты женился на той девушке, которая смогла бы выстрелить человеку в лицо и даже не поморщиться? Разве не ты сделал из Ирины сначала истеричку, а потом злобную тварь? Разве ты не любил сыновей, раз сумел сломать их уже в детстве? Гляди-ка, все, кого ты любил, изменились. А самой большой сволочью удалось сделать Кошу. Думаю, это говорит о том, что его ты любишь сильнее остальных.

Я больше не боялась говорить открыто, Ивану придется обдумать каждое слово, глядя в больничный потолок.

– Жалеешь, что спасла меня? – теперь он говорил тише.

– Жалею, – призналась честно. – Не смогу тебе простить ни Сашу, ни то, что ты из меня вырастил. Но так много людей, которые в тебя верят. Кто знает, имеет ли их вера права на существование?

– А Коша где? – он переключал темы сразу, как уставал от предыдущих.

– Наводит порядок. Алаевских окончательно прижимает. Они, обезглавленные, начали совсем дурака валять, полиция только рада, когда кретины сами доказательства подкидывают. Кто поумнее – разъехались. У них шанса теперь голову поднять не будет. Заодно пытается связаться с Максимом.

– А с тем выродком зачем? Надо было сразу вытравить бывшую семейку. А теперь от этих уродов запросто не избавишься – Нимовский такое не пропустит. Ничего, дождутся своей очереди. А чего Коше от спиногрыза надо?

– Купить или запугать, я не в курсе. Выстраивает линию защиты. Морж вчера говорил, что если это дело все-таки возбудят, то Коша и сядет – ты, мол, ни сном ни духом о проделках помощника.