Непал. Винтажный роман - Александр Чумиков

А мозг постоянно работает на будущий штурм вершины. Что меня ждёт там, на запредельной высоте? Сможет ли организм выдержать нагрузку? Хватит ли кислородных баллонов? Передвигаю жумар по обледенелой верёвке, а рядом летят камни. Что будет, если камень попадёт в голову? Хреново, наверное, будет. Под нами километровая отвесная стена – вот с неё и полечу. Камни так и норовят попасть в меня, а я уворачиваюсь. Как будто игра какая.

И лавины сходят одна за другой. Со стороны Лхоцзе дует ветер. Несмотря на нашу тёплую одежду, он пронизывает насквозь. Руки закоченели, ног не чувствую вообще; кажется, что некрепко держусь на кошках…

Позже, в Москве, Фёдор и вправду дал мне посмотреть дневник. Вот что там бросилось в глаза про эти дни перед восхождением:

«Я надеюсь на Господа Бога, что он защитит меня. “Ибо Господь, Бог твой, ведёт тебя в землю добрую; в землю, где истоки вод, источники и озера выходят из долин и гор”».

– Я знаю, да и все знают, что вы взошли на Эверест четырнадцатого мая. Такие вещи навечно остаются на скрижалях истории. Хочется спросить что-нибудь сильно умное, но слова, уж извините, выдают совсем простое: как оно было?

– На вершине я плакал. Слёзы не успевали замёрзнуть на ресницах и скатывались под кислородную маску. Я плакал от радости и благодарности. И от печали одновременно… В голове стояла недавняя картина, как мы шли по гребню от Южной вершины к главной. После скалы Хиллари до вершины оставалось минут пятнадцать хода. Меня обошёл Володя Захаров. Он перестегнул карабин на связывающей нас верёвке и пошёл первым. Я увидел, что на его кислородном баллоне стрелка манометра стоит на нуле – баллон пуст! Я хлопнул Володю по плечу и показал на манометр. Он догадался без слов – а как разговаривать в маске? – остановился и сел, чтобы сменить баллон.

Тогда случилась очень неприятная история. Под Володей оборвался снежный карниз, и он полетел вниз, на китайскую сторону Тибета. Я бросился в противоположную сторону, чтобы удержать Володю и чтобы он не потащил меня за собой. Володя повис на верёвке над пропастью в три километра. Я сорвал маску и крикнул Серёже Пензову, чтобы он шёл на помощь. Серёжа медленно подошёл ко мне (на такой высоте не разбежишься), снял маску и сказал: «Если он сорвался, мы уже ничем не поможем». Я ответил, что у меня натянута верёвка, значит, Володя висит на ней.

Дальше произошло чудо: показалась одна рука, затем другая. А потом на гребень вылез и сам Захар, мы так его звали. Парень очень сильный и телом, и духом. Не каждый смог бы выбраться без кислорода и чьей-либо помощи…

И снова я читаю дневник:

«Я уверен – мне помог Господь Бог и те, кто пытался совершить восхождение и погиб в этой борьбе. Они невидимой армией поднялись с ледовых стен Эвереста, чтобы преградить путь смерти: нет, этого парня не трогать! Пусть идёт к вершине! Он ещё не готов прийти к тебе, смерть! Он очень любит жизнь!

“От Господа направляются шаги человека. Человеку же как узнать путь свой?”

Чтобы узнать свой путь и как идти по нему, надо всё время спрашивать у Бога. Каждый свой шаг, каждое движение сверять с ним».

– Вспоминая это, – продолжал Фёдор, – я поймал себя на том, что больше нет ни физических, ни душевных сил. Всё стало каким-то бессмысленным. Неужели я не спущусь с Эвереста, когда уже вершина позади? И появлялось животное ощущение жажды жизни. Я живой, а значит, впереди будут и земные радости, и новые путешествия…

Башка трещала по швам, высота выше восьми тысяч метров давала знать. Кислород заканчивался, ноги передвигались еле-еле. Хотелось сесть и не двигаться, будь что будет – так менялись настроения. Я стал равнодушен к тому, что в любой момент моя душа улетит на небо, а на горе останется только окоченевшее тело.

Но подошёл оптимист Женя Виноградский и прервал мои печальные мысли. Он вообще думал о другом. Женя указал мне на далёкую вершину Чо-Ойю – Милость богов. Эта гора меньше Эвереста, но тоже восьмитысячник. На неё Женя взошёл прошлой осенью, а его спутник Юра Гребенюк поймал сорвавшийся камень и погиб, там и лежит.

Я понял, что буду жить. У меня, знаете ли, больше пяти чувств! Моё шестое чувство – опыт, седьмое – вера в жизнь, восьмое – предугадать, что принесёт следующий день.

Человеку дана жизнь, чтобы она ему служила, а не он ей, верно? Но Эверест – святыня из святынь. Как христианин мечтает о Иерусалиме, мусульманин – о Мекке, буддист – о Лхасе, так и каждый альпинист стремится попасть сюда хоть единожды. Если ты не видел Эвереста, твоя жизнь на земле ничего не стоит…

– Как пел Высоцкий, «спускаемся мы, кто на год, кто совсем, что же делать – и боги спускались на землю…» И вы вернулись. Каково было возвращаться?

– Да, это был последний день мая. Самолет Ту-104 Катманду – Москва. И знаешь, я ещё и на родную землю не ступил, а охватила тоска по Гималаям. Не хотелось возвращаться в суету и рутину. Я не буду больше в одной палатке с Женей. Не услышу грохот лавин со склонов Эвереста и Лхоцзе. Гималайским приключениям конец. Так что же я познал при восхождении на Эверест? Достиг ли своей жизненной цели?

Ответы не находились… Я переживал гибель индийской команды, трудный путь через ледник Кхумбу, долгую ночь на Южном седле, ураганный ветер в третьем лагере. Временами я видел, как из-за палатки пустыми глазницами смотрит на меня «костлявая»…

Говорить о рекордах в горах глупо. Это значит – оскорблять горы и сам Эверест. Людям, далёким от путешествий, невозможно понять, зачем человек подвергает себя такому риску. Чтобы вернуться из экспедиции с новыми долгами? Я возвращался на родину с долгом – не ей, а добрым людям – в пятнадцать тысяч долларов. Кто-то скажет – рехнулся, а иностранцы и вовсе зовут меня «crazy». Да, я по-своему сошёл с ума. И продолжал сходить, даже сидя в удобном кресле самолёта. Какого черта я собираюсь в Россию?! Что буду делать дома, в бухте Врангель?..

Спустя восемнадцать лет Фёдор направил патриарху Кириллу прошение о принятии священного сана. Первосвятитель Русской православной церкви дал положительный ответ на прошение с правом выбора епархии, в которой состоится хиротония. 23 мая 2010 года, в День Святой Троицы, на малой Родине путешественника, в Свято-Покровском кафедральном соборе Запорожья Фёдор рукоположен в сан дьякона – первую, низшую ступень церковного служения. В декабре того же года, в День святителя Николая Чудотворца, в Свято-Никольском храме Запорожья – в сан иерея.

Не знаю, насколько нужны церкви такие, странствующие по морям, небесам и горам священники: не мой, как говорится, вопрос. Но самому Фёдору, видимо, было нужно.

А ещё через два года ему, 60-летнему мужчине, стало нужно… зайти на Эверест во второй раз. Зачем, ведь личный рекорд восхождений уже зафиксирован? У меня опять нет ответа. Но в мае 2012-го Фёдор вновь покорил вершину. И как раз тогда, после восхождения, состоялся совершенно земной, лишь с небольшими божественными вкраплениями, разговор.

Впрочем, начался он всё-таки с Бога, а точнее – с духовности: