Непал. Винтажный роман - Александр Чумиков

– Все горы коварные. Эверест нужно уважать. Как в Святом Писании: «Если ты находишься здесь телом, но не находишься духом – сие бесполезно». Когда забивал крючья в эту гору, до меня дошло: надо созреть духовно, чтоб молотком по нему стучать. Чтоб у тебя было право вбивать крюк в Эверест. Эверест, он живой. Весь мир живой. Раньше мне, молодому, было сложно путешествовать. Слишком много тщеславия. С трудом переносил одиночество. Попробуйте провести сто дней без общения. Или двести, как в первых моих кругосветках. Не было ничего тяжелее одиночества! А сегодня я понял: нету на земном шаре одиночества. На Земле всё живое. Тот же океан – в нём киты. Горы живые. Пустыня. В пустыне с тобой Господь Бог. И святые, которым молишься…

Так всё-таки о земном. Вот, смотрю, входит возрастной Фёдор в зал своей неповторимой походкой. А точнее? Усталой? Нет. Мужественной? Нет! Величественной? Боже упаси, говоря словами самого путешественника! Он, лохматый-бородатый «старец», входит чуть ли не вприпрыжку! И что, такая походка в 60 с лишним лет святым духом даётся? Х-м, вряд ли… Как-то Фёдор обмолвился (а может, мне почудилось?), что каждый день – когда путешественник дома, в России – пробегает собственным маршрутом… 54 километра.

– Это правда? Про пятьдесят четыре километра?

– Времени нет столько бегать. Ежедневная у меня только молитва. Но когда бегу – укладываюсь в семь часов десять минут. Это не сильно быстро. Так, рысцой…

Ах, вот как! Ну, тогда уж надо спросить про наше русское, исконное, природно-приобретённое:

– Водочку вы пьёте?

– Не-е, она горькая. Мне бы что-нибудь сладенькое – шампанское, вино. В экспедиции обычно беру коньяк, разведённый со спиртом, и добавляю мёд – чтоб послаще было. Когда в Непал лечу, обязательно в дьюти-фри покупаю по бутылке коньяка и виски. В Катманду опасненько – грязь кругом, антисанитария. Перед завтраком непременно стопочку употребить надо.

– А если высоко в горах накатить?

– Там уже никто не пьёт. Даже воду еле-еле в себя вливаешь. Про еду на такой высоте и говорить нечего. Кислорода не хватает – и организм отказывается принимать пищу. Она не усваивается – камнем лежит. Поэтому, когда идёшь на последний штурм, возьмёшь с собой конфетку про запас, и всё. Я вообще-то человек закалённый, неприхотливый. Когда в восемьдесят девятом шли к Северному полюсу и закончились продукты, снег кушал! Убеждал себя, что есть в нём какие-то питательные вещества. Опять же всё от настроя зависит. По молодости я морскую воду пил.

– Как правильно вести себя на высоте?

– На Эвересте гибнут из-за сердца. Дыхалка, отёк лёгких. Срывы редки. На высоте восемь – восемь с половиной тысяч метров больше двух суток находиться не стоит. Единицы выдерживают около четырёх. Я встречался с нашей альпинисткой, вернувшейся с Эвереста. Спросил: «Почему бы тебе не стать первой женщиной в России, поднявшейся на четырнадцать восьмитысячников?» Она усмехнулась: «Фёдор, я раз поднялась – и некоторых друзей в записной книжке уже смутно помню. А через четырнадцать восхождений перестану узнавать мужа и детей…»

При недостатке кислорода клетки головного мозга отмирают. А там с кислородом беда. Голова «плывёт», и проблемы с памятью после Эвереста – обычная история.

– Вы на себе это почувствовали?

– Разумеется. Постепенно всё восстанавливается, но не до конца. Имена помнишь, а вот стишки какие-то забываются напрочь. Вообще на Эвересте очень тяжёлый воздух. Невкусный. Идёшь на яхте в океане или на лыжах к полюсу – хоть Северному, хоть Южному – и дышишь полной грудью! Воздух свежий, чистый! А в горах пахнет смертью. Не буквально, конечно: при подобной температуре трупный запах исключён. Просто обстановка такая мёртвая, мёртвых вокруг много…

Часовенку рядом с мастерской построил в память о моих погибших друзьях – моряках, альпинистах, путешественниках. Там перечислены тридцать две фамилии. Я всегда молюсь за них, за тех, кто отправляется в новые экспедиции. Всё в руках Бога. К примеру, стоим вдвоём, между нами меньше метра. Вдруг с обрыва летит камень, который оба не видим. Он попадает в товарища – и тот умирает. А у меня ни царапины. Думаешь: почему он, а не ты?..

Вот такой другой Федор. Он пришёл. И ещё придёт.

Однако, углубившись в философию восхождения, а затем в историю Фёдора, я как-то отвлёкся от незаконченного сюжета про последний восьмитысячник – Лхоцзе Среднюю. Что же там происходило?

Прошло четыре года после гибели Володи, и состоялись ещё четыре экспедиции с попытками взять непокорный пик. Добавились погибшие, а успех не приходил. Так наступил май 2001 года…

Вы не помните, что случилось в начале июня 2001-го? Нет? Тогда я начну с конца и процитирую прямо самого себя:

«…Я делился впечатлениями от Лангтанга, а Петрус слушал без особого интереса и кивал изредка головой. То есть между нами не происходило никакой серьёзной беседы – обычная не обязывающая болтовня. В ресторане работал старый дрянной телевизор, шипящий, скрипящий, с трудом воспроизводящий малопонятные комментарии ведущих. Мы телевизор не смотрели, да и плохое звучание нас не слишком трогало, поскольку передачи шли на непальском языке. Но совсем не замечать экранные картинки не получалось. В какой-то момент показали королевский дворец, потом портреты членов семейства, а изображение Дипа – крупным планом.

Почему портреты? Это несколько удивило, поскольку мы привыкли лицезреть небожителей «живьём». Потом мы увидели внутренний двор королевской резиденции – пространство, которое мне никогда не приходилось наблюдать даже по телевизору. Что-то во дворце было не так, беспорядок, что ли. Далее продемонстрировали лежащее на траве оружие, затем камера переместилась на улицы города, где на площадях собирались кучки людей… По картинкам, по тону диктора стало ясно, что произошло нечто особенное и, скорее всего, трагическое.

Мы обратились к бармену – он, как и все торгаши здесь, говорил по-английски. Английский у него был сносный, однако мы всё равно не очень понимали смысл сказанного. Бармен взволнованно сообщал о том, что вроде бы у принца Дипа в руках стал непроизвольно стрелять автомат. Что есть жертвы среди королевской семьи. Что сам Дип тяжело ранен и находится в госпитале…»

Именно в такой атмосфере в первых числах июня 2001-го наши альпинисты возвращались из экспедиции на Лхоцзе. В конце мая по телевизору сообщались довольно короткие сведения о том, что происходило на горе. Потом просочилась информация, что, мол, имели место победы и рекорды и что состоится торжественная церемония чествования победителей во дворце короля Непала, пройдут встречи с королём и премьер-министром. Не будучи постоянным зрителем местных телеканалов, я, честно говоря, не очень уразумел, взошли россияне на Лхоцзе или нет. По какому поводу планируются торжества, я тоже не разобрался: в это же время сибиряки штурмовали Эверест. Может, король будет общаться с ними?

После первого июня королевству альпинизма стало и вовсе не до нас. Про восхождения как будто вообще забыли, что и понятно: с убитым королем Биром встречи точно не будет.