Летние истории - Миэко Каваками

понятия не имею, что мне делать дальше. Может, с учетом моего возраста, стоит заморозить яйцеклетки? Прикрывая рот влажным полотенцем для рук, я говорила и говорила — о своих чувствах, о событиях, перескакивая с одного на другое. Айдзава только молча кивал в знак того, что внимательно меня слушает.

— В первый раз, когда у меня на глазах умер пациент, — произнес он, когда я закончила, — я был еще ординатором в гематологическом отделении. Двадцатилетняя девушка с лейкемией. Веселая и очень стойкая. Звали ее Норико. Мы ее ласково называли Нори. Она очень любила свою маму. Когда становилось получше, рассказывала нам о своей жизни. Со средней школы она ходила в драмкружок — в старших классах они даже заняли второе место на национальном конкурсе. Хотела стать сценаристом. Говорила: «У меня в голове столько идей! Чтобы их все воплотить, понадобится лет тридцать как минимум». И вся прямо светилась от радости. Интересная была девочка, умная. Ей сделали пересадку костного мозга, и вдруг началось сильнейшее отторжение, пришлось подключить ее к ИВЛ. Перед тем как вколоть ей седативный препарат, я сказал ей: «Нори, сейчас ты ненадолго уснешь, ладно? Увидимся, когда проснешься». Она ответила: «Да, хорошо», и это стало последним, что я от нее услышал…

— Она больше не проснулась?

— Нет, — произнес Айдзава. — Через некоторое время я встретил ее маму. Там же, в больнице. Она хорошо держалась, сказала, что была готова к такому исходу. А потом вдруг говорит: «Что же мне теперь делать с ее яйцеклетками…»

— Яйцеклетками?

— Да. У молодых пациентов перед лучевой терапией или химиотерапией часто берут яйцеклетки или сперму и замораживают на будущее — то, о чем вы сейчас как раз говорили. Это делается на случай, если после выздоровления они захотят иметь детей. И Нори тоже воспользовалась этим вариантом. Но она умерла, и остались только эти яйцеклетки… Ее мама очень хорошо держалась — несмотря на такое горе, бегала по врачам, медсестрам, благодарила всех. Но потом, когда мы остались наедине, она заплакала и стала спрашивать, может ли она с помощью этих яйцеклеток снова родить себе Нори.

Я молчала.

— «Я понимаю, что Норико умерла, она так мучилась, ее все время рвало… я не могла ничего сделать, не могла забрать ее боль себе, хотя я ее мать. Может, и к лучшему, что она освободилась от этого всего… девочка так настрадалась. Но я все равно не могу поверить, что больше никогда ее не увижу, — продолжал Айдзава. — Что же мне сделать, чтобы снова встретиться с моей дочуркой?» Она говорила и все время плакала… а потом вдруг: «А если взять ее яйцеклетки и… может быть, я смогу родить Норико снова, встретиться с ней еще раз?» Я ничего не смог ей ответить. Ничего не смог сделать. — Он вздохнул. — Сам не знаю, к чему я это все. Слушал ваш рассказ и вспомнил о Нори.

Переписка с Айдзавой по электронной почте или в Line, встречи и разговоры с ним постепенно занимали в моей жизни все больше места.

Айдзава признался мне, что в клинике, с которой у него сейчас контракт, не хватает врачей, и что на ночную смену он всегда берет с собой бланки справок о смерти, и что отец, который его вырастил, очень хорошо играл на пианино и с ангельским терпением учил этому сына, но без особых успехов, и что Айдзава дважды попадал в аварии на такси, и что высокий рост для кого-то счастье, а для него — наоборот.

Я тоже понемногу делилась с ним историями из собственной жизни. Мы ели якитори, пили пиво или кофе. Однажды мы целый день гуляли по парку Комадзава, а в другой раз после ночной смены Айдзавы встретились у Токийского вокзала и пошли на выставку французских художников группы «Наби». На обратном пути стали обсуждать, что кому понравилось, оба не сговариваясь назвали «Мяч» Феликса Валлотона и рассмеялись в голос.

Весна уверенно вступала в свои права. На темно-синем фоне вечернего неба зарозовели сакуры, а потом лепестки с них осыпались, будто земля втянула их в себя. Я все ближе узнавала Айдзаву. Во время работы, по дороге в супермаркет и просто когда я рассеянно вглядывалась в сумрак весеннего вечера, мне сами собой приходили мысли о нем.

Наверное, я в него влюбилась. От его сообщений на душе у меня светлело; когда меня удивляла какая-то публикация в интернете или попадалось милое видео с животными, мне хотелось поделиться этим с ним. Я представляла, как мы с Айдзавой вместе слушаем мою любимую музыку, и хотела, чтобы наши беседы о книгах, о жизни длились как можно дольше. Вот только конец у этих сладких фантазий всегда был один и тот же — перед моими глазами возникала одинокая фигура Айдзавы, стоящего спиной ко мне и лицом к какому-то иному миру, в котором, возможно, вообще не существует никого и ничего.

Айдзава сказал, что и сам не вполне понимает, почему для него это так важно — встретиться со своим настоящим отцом. Может, потому, что это невозможно? Что для него на самом деле значит эта встреча? Я не знала, чем помочь, но мне очень хотелось хоть как-то его поддержать.

Всякий раз, поймав себя на этом желании, я решительно его пресекала. У Айдзавы есть девушка по имени Юрико Дзэн, их, по-видимому, связывают крепкие узы, основанные на таких переплетениях обстоятельств и чувств, какие я даже представить себе не могу. При мысли о том, через какие страдания прошли эти двое, на меня наваливалась невыносимая тяжесть.

Мои чувства к Айдзаве не меняли ровным счетом ничего. Они были моим внутренним театром, игрой, потаканием самой себе. Я прекрасно понимала: я одна и, скорее всего, останусь одна всю жизнь. Но когда я пыталась взять себя в руки и заняться делом, то ощущала свое одиночество точно огромную пустыню, где нет ни надежды, ни соломинки, за которую можно ухватиться.

Я радовалась письмам и сообщениям от Айдзавы, но после них становилось еще тоскливее. Роман, который я писала, окончательно зашел в тупик. У меня еще оставалась колонка в журнале, и иногда приходили разовые заказы на тексты, но я начала заглядывать на сайт агентства, которое раньше предоставляло мне подработки. Весна пролетела мимо, словно кто-то открыл передо мной дверь в пустую комнату, а потом снова ее захлопнул.

В конце апреля, просматривая почту, я обнаружила письмо:

«Здравствуйте. Меня зовут Онда. Спасибо за Ваш запрос на предоставление донорской спермы. Я написал Вам, но не получил ответа, поэтому пишу еще раз».

Я