Бригада (1-16) - Александр Белов

двадцатого века. Какая там лепнина, шеф! — Он был рад возможности хоть как-то реабилитироваться за досадный промах.

Выбор помещения предвыборного штаба обсуждался долго. Витек считал, что все должно выглядеть супер. Он по сто раз на дню повторял это дурацкое словечко.

Белов, напротив, полагал, что достаточно снять офисное помещение на первом этаже жилого дома, упирая на то, что скромность украшает не только девушек, но и будущего губернатора. Точку в споре поставила Лайза.

— Зачем вообще делать на этом акцент? — сказала она. — Саша должен отреставрировать какое-нибудь историческое здание и поднести его в дар городу. А то, что реставрация совпадет по времени с предвыборной гонкой, только на руку. Причем всем.

Белов подумал, что Лайза с ее американским прагматизмом как всегда оказалась права.

«Тойота» выехала на окраину Петропавловска. В открытое окно ворвался свежий запах моря. Белов полной грудью вдохнул воздух, пропитанный соленым ароматом водорослей. Жизнь обещала новые головокружительные повороты и непредсказуемые события. Саша почувствовал, как его охватывает бойцовский азарт. Борьба предстояла трудная и, судя по всему, не всегда честная. Но ведь чем труднее задача, тем больше кураж.

Адреналин горячей волной выплеснулся в кровь. Ощущение было такое, словно по жилам побежали миллионы крошечных колючих пузырьков. Белов посмотрел налево — туда, где величественной громадой вставала Авачинская сопка. На западном склоне лежал чистый снег; восточный был покрыт серым вулканическим пеплом. Над неровным обрезом жерла курился легкий дымок.

— Задавим всех, ребята! — воскликнул Белов. — Бригада мы или нет?

Белов и Ватсон рассмеялись, только Лайза оставалась серьезной. Черты лица ее вдруг заострились, щеки стали белыми, как снег на западном склоне Авачи. Лайза поспешно отвернулась в другую сторону, и Белов этого не заметил.

Бывший особняк купца Митрофанова сохранился на удивление хорошо. Кое-где серая штукатурка облупилась, обнажив старый бледно-желтый цвет. Когда-то этот дом имел статус исторического памятника и в социалистические времена поддерживался в приличном состоянии — за государственный счет. Однако в лихие годы перестройки памятники старины стали вдруг не в чести. Финансирование прекратилось: слабело с каждым месяцем, словно струйка воды из неисправного крана, а потом — иссякло вовсе.

Если бы не огромный запас прочности, заложенный строителями, дом наверняка бы давно уже обвалился. Но он продолжал упорно сопротивляться разрушительному действию времени благодаря особому составу кирпичей, выпеченных вручную в специальных печах, и несметному количеству куриных яиц, добавленных в раствор.

Загадочный купец Митрофанов сколотил на природных богатствах Камчатки баснословное состояние. Было это всего за несколько лет до революции. А когда на восточную окраину России пришла Советская власть, купец исчез из Петропавловска в один миг; пропал бесследно, будто сгинул.

Особняк грабили несколько раз: сначала — революционные матросы, потом — американские интервенты, после них — японцы, а затем уж — снова красные. И все были сильно разочарованы — ничего, кроме голых стен полутораметровой толщины, в доме не оказалось.

Не было ни сундуков, набитых ассигнациями, ни полов в гостиной, выложенных сплошь царскими червонцами, ни венецианских зеркал с рамами из червонного золота. Ничего из того, о чем судачила людская молва, в особняке не обнаружили. Однако при всем при том дом выглядел, как средневековая крепость, подготовленная к длительной осаде. И этот факт волей-неволей наводил на мысль, что таинственному купцу было что скрывать.

В тридцатые годы чекисты в кожаных куртках решили взяться за утерянное состояние Митрофанова всерьез. Они перевернули горы документов, но не нашли ни одного из потомков дореволюционного олигарха и вообще никого, кто мог бы пролить свет на эту темную историю. Дворецкого вместе с семьей второпях шлепнули еще в двадцатом; спустя пятнадцать лет ненужная спешка вызвала досаду и запоздалое сожаление.

Как бы то ни было, но митрофановские сокровища исчезли. Все подозревали, что они где-то спрятаны; энтузиасты намеревались вскрыть полы в особняке — проверить, нет ли под землей обширных потайных комнат, связанных запутанными узкими коридорами, но, пока дом имел статус памятника старины, делать это было нельзя. А вскоре и энтузиасты утихомирились; в конце восьмидесятых выяснилось, что гораздо легче заработать, незаконно добывая крабов и красную икру, нежели охотясь за мифическими кладами.

Особняк так и остался памятником неразгаданной тайне. Он возвышался на холме, величественный и гордый, обратив к городу изящный фасад, стыдливо замазанный шаровой краской.

Два месяца назад Витек в первый раз летал в Петропавловск-Камчатский и подыскивал подходящее здание для предвыборного штаба. Лайза наказала ему сделать как можно больше фотографий. Изучив снимки особняка, она сразу поняла, что лучшего места не найти.

— Тебя обязательно будут называть олигархом, рвущимся во власть, — доказывала она Белову, — сравнивать с Абрамовичем и Ходорковским. Этого надо избежать. Пусть лучше сравнивают с купцом Митрофановым — но с той существенной разницей, что Митрофанов скрыл свое состояние от людей, а ты, наоборот, вернешь. После реставрации в особняке можно разместить краеведческий музей.

— Отличная идея! — согласился Белов. — Мне это нравится. Конкретное дело, никаких расплывчатых обещаний.

Витек договорился со строительной компанией, а Белов перевел личные деньги на ее счет. Работа продвигалась быстро; Лайза связалась с прорабом и распорядилась, чтобы реставрацию начали с внутренней отделки. Она не хотела слышать никаких возражений: «Мол, обычно делают наоборот — сначала фасад, а потом — помещения». Для подобного упрямства имелась веская причина: во-первых, реставрация должна быть зримой. Идеальный вариант — если строительные леса снимут за неделю до выборов; приходилось учитывать, что у людей короткая память, особенно — на добрые дела. Ну, а во-вторых, им нужно было где-то жить и работать все оставшиеся полгода. Поэтому прорабу ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Витек остановил «тойоту» перед воротами митрофановского особняка. Загнать машину внутрь ограждения Оказалось невозможно — приехал грузовик со строительными лесами, и загорелые рабочие в синих выцветших комбинезонах разгружали ажурные стальные конструкции.

Белов вышел из джипа, взглянул на дом.

— А что? — сказал он. — Очень даже здорово. — Он открыл заднюю дверь, подал Лайзе руку. — Посмотри, в нем есть что-то такое… Я хочу сказать, с первого взгляда безошибочно угадывается, что дом — старый. Какой-то дух времени… старины… Ты не находишь?

— Да, милый… — рассеянно ответила Лайза.

Дождь, встретивший их в аэропорту, прекратился так же быстро, как и начался. Яркое июльское солнце светило вовсю, и температура воздуха мгновенно подскочила до двадцати двух по Цельсию, но Лайза почему-то была бледной, и рука ее была холодной, как мрамор.

Белов обеспокоенно взглянул на спутницу.

— Что с тобой?

Лайза беззаботно отмахнулась и постаралась улыбнуться, будто речь шла о чем-то незначительном:

— Не обращай внимания. Наверное, я просто устала. Сначала — самолет, потом