Виновный - Лайза Баллантайн

— Мне дали ее свидетельство о смерти. Я был на ее могиле. Она умерла в прошлом году. Я мог бы с ней увидеться. Мог бы…

По его щекам бежали горячие слезы. Он даже не пытался их стереть. Он не смотрел ей в лицо. Задний двор мелькал у него перед глазами отдельными кадрами: сломанный курятник, Минни, стоящая перед ним, сцепив руки, напуганные козы и собака, защищающая хозяйку, оскалив зубы.

— Давай зайдем в дом. Давай сядем и обо всем поговорим, — сказала Минни.

— Я не хочу идти в дом. Я не хочу ни о чем говорить. Я хочу, чтобы ты умерла.

Он бросил лопату. Собака отскочила назад и зарычала. Дэниел закрыл лицо ладонями. По языку растеклась соль.

Минни положила руку ему на плечо:

— Лапушка, пойдем, давай я налью тебе чаю.

Он так резко дернулся в сторону, что она потеряла равновесие и тяжело рухнула на бок. Блиц скакал взад и вперед, то рыча, то поскуливая. Минни посмотрела на Дэниела. Ему на секунду показалось, что она испугалась, но это впечатление тут же пропало, и ее выражение стало таким же, как обычно, как будто она видела его насквозь. Он вспомнил, как наблюдал за ней через дверь в гостиной, как слезы капали у нее с подбородка на клавиши из слоновой кости, а босые ноги давили на педали и как ему хотелось тогда понять ее так же, как она понимала его.

— Вставай! — крикнул он.

Слезы высохли, солнце спряталось за домом, и двор погрузился в тень.

— Вставай!

Он пнул ее в ботинок, и Блиц кинулся на него и тут же отскочил. Минни перекатилась на колени, поднялась на согнутую ногу и медленно выпрямилась во весь рост.

Дэниел смотрел на нее, тяжело дыша, словно только что пробежал от Ньюкасла до Брамптона. Она повернулась и медленно пошла в дом. Он подумал о том, чтобы ударить ее лопатой, снова сбить с ног, ухватить за седые кудри и шмякнуть лицом о стену ветшающего дома. Собака последовала за ней и остановилась в дверях, всем видом предупреждая Дэниела не идти следом.

Дэниел судорожно вдохнул и оглядел двор. Козы вернулись и пощипывали ему карманы в поисках угощения. Куры успокоились и принялись за сорняки. Он пошел в дом.

На кухне ее не было. Дверь в ванную была открыта, и Дэниел заглянул внутрь, в который раз увидев длинную узкую полосу пола, залитого солнцем, и фарфоровую бабочку, стоявшую на полке, расправив крылышки. Он отвернулся.

Минни стояла в гостиной, опершись одной рукой о пианино, а другую положив на бедро, и по-прежнему хмурилась.

Дэниел оглядел комнату, будто увидел ее впервые. На камине была фотография Минни в молодости, с мужем и дочерью. Рядом — три фотографии Дэниела, две — в школьной форме, и одна — сделанная на рынке.

Он сунул руки в карманы. Ярость по отношению к Минни показалась ему смутно знакомой и напомнила те времена, когда он был мальчишкой. Входя в дверь, он ощутил себя слишком высоким, слишком широкоплечим для подобного гнева. Он вспомнил, что много лет назад уже чувствовал все это: злость, недоверие, одиночество. Тогда он был намного меньше. Минни могла придавить его к полу своим весом, но те времена прошли. Теперь он стал сильнее.

— Выпить хочешь? — спросил он.

Минни молча покачала головой.

— Почему нет? Самое время.

— Ты ведь хочешь что-то со мной обсудить, — сказала она.

Голос у нее был особый, так она говорила на рынке с теми, кто ей не нравился.

— Ага, например, почему ты мне лгала.

К горлу снова подступили слезы. Собака металась по комнате, озадаченно глядя то на одного, то на другого, то махая хвостом, то пряча его между лапами.

— Ты был маленьким мальчиком. Тебе была нужна надежность. Возможность устроиться на одном месте, любить, доверять. Я просто дала тебе шанс пару лет никуда не бежать. Я дала тебе возможность побыть… — Она говорила шепотом, и Дэниел с трудом разбирал слова.

— Побыть с тобой? — поддел он ее.

— Просто побыть самим собой…

— Меня от тебя тошнит.

Она пожала плечами и провела рукой по пианино, словно смахивая пыль.

— Зачем я был тебе нужен? Чтобы заменить ее, да, черт побери?

Минни повернулась к нему, грудь у нее вздыбилась. Помолчав, она сказала:

— Ты никого мне не заменял. Ты мой сын. Мой сын.

— Ты так хотела меня присвоить, что убила мою мать за пять лет до ее настоящей смерти? Я мог бы еще раз с ней увидеться. Я мог бы…

Он прикрыл нос тыльной стороной ладони. Минни по-прежнему смотрела на него.

— Тебе было нужно пространство, чтобы не думать о ней. Чтобы…

— Чтобы что? Чтобы думать о тебе, мамочка?

— Чтобы ты мог хоть раз подумать о себе, быть просто мальчишкой, не обязанным ни за кем присматривать.

— Что тебя укладывать в постель, что ее — в чем разница?

Это ее проняло. Она прикрыла огонь заслонкой и собрала разлетевшиеся по дивану газеты, оборвав его:

— Прекрати.

Голос у нее был уставший, лишенный сил бороться, но она подняла подбородок. Ее решительная мягкость высасывала из него злость, как всегда.

— Понимаю, тебе больно, — спокойно продолжила Минни. — Понимаю. Наверное, нужно было тебе сказать, когда ты уезжал в университет, но мне показалось, что тебе лучше было на это не отвлекаться. Мне жаль, что она умерла. Я думала, что, когда ты станешь старше, я смогу тебе объяснить. Ты даже не представляешь, как изменился, когда перестал за нее беспокоиться. Посмотри на себя. Бог даст, скоро станешь юристом. Твоя мать гордилась бы тобой. Ты был хорошим, добрым мальчиком, но тебе нужно было освободиться от нее, чтобы начать делать собственный выбор.

Дэниел процедил сквозь зубы:

— Я приехал сюда, чтобы сказать тебе в лицо, что я больше никогда с тобой не увижусь и не буду разговаривать. Мне не нужно от тебя ни пенса. Знать тебя не хочу. Я тебя ненавижу.

Минни выпрямилась, держась за подлокотник кресла. Лицо у нее было искажено горем. Дэниел вспомнил вечера, когда она заливалась слезами и в глазах у нее было такое же выражение. Она сглотнула, приоткрыв рот.

— Сынок, пожалуйста. Давай еще раз все обсудим, когда ты успокоишься. Ты расстроен. Я хочу, чтобы ты понял, почему я так сделала. Ты не понимаешь, как она тебя разрушала. Мысли о ней раздирали тебе душу, и, пока она была в твоей жизни, ты не мог ни о чем больше думать. Посмотри, чего ты добился только потому, что у тебя было несколько лет покоя, когда тебе не надо было к ней бежать.

— Но мне нужно было к ней бежать, как ты не понимаешь! А теперь она умерла, и уже слишком поздно.

Дэниел шагнул к Минни. Она смотрела на него в упор, словно ожидая, что он ее ударит. Он вздрогнул, мышцы шеи свело от напряжения.

— Мне очень жаль, — сказала Минни. — Может быть, я ошиблась. Я сделала это для твоего блага, но, наверное, ты прав: я не должна была тебе лгать. Прости меня.