Виновный - Лайза Баллантайн

От сдерживаемых слез у Дэниела заболело в горле. Прикусив губу, он натянул на пальцы манжет свитера и одним движением сбил с камина все фотографии. Они упали на пол, и собака отпрыгнула и залаяла на звон стекла.

Минни прикрыла рот руками.

— Да, ты не должна была лгать, но сделанного не воротишь. — Дэниел направился к ней, прижав кулаки к бокам. — Ты видишь меня в последний раз. Ты для меня умерла.

Он ушел. И открывая дверь, и шагая вниз по холму, он снова чувствовал на щеках горячие слезы. Ему казалось, что он слышит ее зов: «Пожалуйста, вернись».

Ноги у него дрожали. Он запинался, как раненый, но солнце обнадеживающе согревало спину. Он вытер лицо ладонью, зная, что оставляет позади те единственные тепло и любовь, которые познал в этом мире. И даже не оглянулся.

Вернувшись с пробежки, Дэниел принял душ и брился, обернув полотенце вокруг талии. Обычно он делал это в спешке и прохаживался электробритвой по коже уже на кухне перед завтраком. Этим же утром у него была уйма времени, поэтому он выбрал пену для бритья. Судья удовлетворил прошение Ирен. Сегодня Себастьяну предстояло дать показания. К концу недели можно было ждать вердикта.

Дэниел закончил бриться и насухо вытер лицо. Он стоял, положив руки на раковину, и пристально рассматривал свое отражение. Вот четкая линия мускулов на плечах, а если задержать дыхание и напрячься, вздуваются мышцы внизу живота. Ниже пупка — редкий треугольник, а грудь совсем гладкая, если не считать пары волосков. Дэниел провел ладонью по выбритой челюсти. После пробежки он расслабился, но на душе оставалось неспокойно.

Каннингем занимался продажей дома. Ферма Дэниелу была не нужна, но каждый раз, думая о ней, он чувствовал острый укол горя.

Он снова всмотрелся в свое лицо. Он помнил, как Минни поднимала ему подбородок двумя пальцами и говорила, что он красив. Помнил, как смахнул с камина ее фотографии. Помнил ее лицо, искаженное от боли при мысли о том, что она все же теряет его после всего, через что им пришлось пройти. Теперь он признавал, что скучал по ней. Он скучал по ней уже тогда, когда стоял перед ней, заявляя, что она больше никогда его не увидит. Полный решимости закончить учебу без ее помощи, полный решимости доказать, что она ему не нужна, он набрал кредитов и по ночам работал в шеффилдских барах. Он скучал по ней тогда, и он скучал по ней сейчас.

Она хотела приехать на выпускную церемонию, но он ей не позволил. Он никогда себе в этом не признавался, но в тот день ему тоже ее не хватало. Он помнил, как нервно озирался вокруг, на случай если она все же приехала. Ко всем остальным приехали родители, братья, сестры. Он в одиночестве напился шампанского и развлекся с официанткой.

А потом он начал работать, и Минни уже не занимала все его мысли. Успех пришел быстро, и он выплатил взятые кредиты и купил квартиру в Боу.

Дэниел, держась за раковину, наклонился вперед, и его карие глаза поймали в фокус свое отражение. Он не мог понять, как ему удавалось поддерживать в себе столько ярости к Минни, и так долго. Он постоянно хотел от нее большего — одного раскаяния было мало. Ему было все равно, сколько она уже потеряла в жизни, он заставил ее потерять и себя тоже.

Дэниел вздохнул. Ему не хотелось начинать день под непосильным грузом сожаления, но он был к нему готов.

Сидя в камере, Себастьян играл с полицейским в «камень, ножницы, бумага». Он залез на скамью с ногами и хихикал, стоя на ней на коленях в костюме и галстуке. Дэниел подумал, что присяжным стоило бы это увидеть — не монстра, а ребенка, сохранившего способность получать удовольствие от детских игр.

— Денни, хотите поиграть? — предложил Себ.

— Нет, нам уже пора.

Судья согласился на то, чтобы Себастьян дал показания, но настоял, чтобы это было сделано по видеосвязи. Не было никакой возможности предугадать, как мальчик себя поведет, кроме того, были практические сложности: он был слишком мал ростом для свидетельской ложи, а суду было необходимо видеть выражение его лица. Много лет систему уголовного правосудия критиковали за ее безразличие к молодым людям, обвинявшимся в серьезных преступлениях, и судья Бэрон не собирался давать повод к очередному шквалу критики. Было решено, что видео покажут на открытом судебном заседании, отвернув экран от публики.

Шагая к суду номер тринадцать, Дэниел проверил телефон. Пришло текстовое сообщение от Каннингема: «Обмен договорами на дом в конце недели. Перезвони».

Дэниел замер на плиточном полу коридора под натянутыми над головой каменными арками старинного суда. Не сейчас. Не сейчас. Он выдохнул и сжал губы. Подошла Ирен.

Дэниел выключил телефон и положил его в карман.

— Послушай, наблюдай за ним сегодня получше, — сказала Ирен. — Если почувствуешь, что он не справляется, мы сможем это остановить. Вроде он тебя слушается.

— Меня с ним не будет. У них для этого социальный работник…

— Знаю, но у нас будут регулярные перерывы. Заглядывай к нему.

— Обязательно… Удачи.

— Милорд, я вызываю… Себастьяна Кролла.

Экран заморгал, и на нем появилось лицо Себастьяна. Он сидел прямо и слегка улыбался.

— Себастьян? — обратился к нему Филип Бэрон, поворачиваясь лицом к экрану.

— Да, сэр?

Дэниел откинулся на спинку стула. «Да, сэр». Во время репетиции Себастьяна не учили обращаться к судье подобным образом. Дэниел посмотрел на публику. Сегодня все скамьи были заняты, но люди нервничали. Он отметил разочарование журналистов тем, что им нельзя увидеть экран; на краю балкона показались вытянутые шеи и вцепившиеся в балюстраду пальцы.

— Я хочу задать тебе вопрос. Ты знаешь, что означает говорить правду?

— Да, сэр, это означает не лгать.

— А ты знаешь разницу между правдой и ложью?

— Да, правда — это то, что случилось на самом деле, а ложь — то, чего не было.

— И если ты сегодня пообещаешь говорить правду, что, по-твоему, это будет значить?

— Что я должен говорить правду.

— Отлично, — обратился Бэрон к суду. — Приводите его к присяге.

Ирен встала и обратилась к Себастьяну:

— Расскажи нам о своих отношениях с Беном Стоксом. Как давно ты знал Бена?

— Года три или четыре.

— И как бы ты назвал Бена, он был твоим другом?

— Он был моим другом, моим соседом и товарищем по школе, — отчетливо произнес Себастьян.

— Вы с ним часто играли?

— Иногда.

— Насколько часто?

Изображение Себастьяна приобрело задумчивость, большие зеленые глаза посмотрели вверх и в сторону, обдумывая вопрос.

— Раза три в месяц.

— И чем вы занимались?