“…я прожил жизнь”. Письма. 1920–1950 гг. - Андрей Платонович Платонов

Но только – медленно, и когда оно закончится, т. е. приведет к окончательному и положительному результату, – мы с матерью сказать сейчас не можем. Нужно терпеть еще некоторое время. А тебе – учиться, заниматься и вести себя хорошо и спокойно. Главное – не трать время там по-пустому, то есть больше читай, учись, занимайся и веди себя образцово. Готовься к тому, что тебя ожидает более лучшая, свободная судьба, а пережитое тобою больше никогда не повторится.

У нас жизнь идет без особых событий. Мать здорова, я тоже, только все мы нуждаемся в отдыхе, а ты, конечно, и в отдыхе, и в лечении больше нас всех. Твой бывший друг[828] действительно поступил в отношении тебя как самый худший враг, но это ему даром не прошло. Соответствующие люди разгадали его полностью. Мы с матерью вначале жалели его родителей, теперь – нет и не видимся с ними. Это чужие нам люди.

Ну, до свидания, мой мальчик, может быть – до скорого свидания. Но нужно еще терпеть нам всем троим, чтобы встретиться хорошо. Целую и обнимаю тебя, давно утраченного сына, в надежде, что снова вскоре найду его.

Твой отец[829].

Печатается по первой публикации: Архив. С. 645–646. Публикация Л. Сурововой.

[234] А. А. Фадееву

10 августа 1939 г. Москва

Александр!

Я хочу только спросить, передал ты или нет мое письмо Панкратьеву[830] и что он сказал, когда я могу с ним говорить?

Я тебя здесь дожидаюсь[831]. Твой А. Платонов.

10/viii 39 г.

Впервые: Архив. С. 625. Публикация Л. Сурововой.

Печатается по автографу: РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 429. Л. 111.

25 января 1939 г. политбюро ЦК ВКП(б) утвердило А. А. Фадеева секретарем нового состава президиума правления Союза советских писателей (см.: Власть. С. 424). В 1939–1940 гг. Фадеев не раз писал ходатайства в высшие инстанции (прокуратуру, НКВД) об освобождении невинно осужденных деятелей культуры; помог пересмотру “дел” Е. Таратуты, Н. Заболоцкого (см.: Александр Фадеев. Письма и документы / Составление, вст. статья и комментарии Н. И. Дикушиной. М., 2001).

[235] А. И. Вьюркову

27 августа 1939 г. Москва

Здравствуй, дорогой Александр Иванович!

Оба твоих письма получили[832] и благодарим за них. Рады, что ты отдыхаешь[833]. Тебе отдых, как ты сам знаешь, совершенно необходим. В последнее время – мы замечали – у тебя временами было совсем белое, даже зеленое, лицо, что говорило о каком-то глубоком недомогании.

“Бублика”[834] не видели ни разу, – очевидно, у твоей подруги появилась серьезная, строгая Муза – Государственная Служба[835].

На Дмитровке[836] есть некоторое прояснение, виделись с главным шефом учреждения[837]. Но наше дело едва ли пойдет быстро, так что мы не надеемся на быстрый результат. Сегодня или завтра приедет Михаил Ал<ексан>дрович[838], буду с ним видеться. Он кое-что для меня сделал – увижусь и поговорю, а там видно будет.

Книжка моя (сборник статей) вышла[839]: на днях будет тираж[840], книжку пришлю тебе, придумал даже надпись (из твоего же рассказа): “Тебе – я”. Митрофанову[841] позвоню и все попытаюсь сделать. Живу по-прежнему в жаре и в пыли Тверского бульвара и занимаюсь сочинениями на бумаге[842]. Работы делается почему-то все больше и больше, так что можно никогда не вставать из-за стола.

Жму твою руку, посылаю сердечный привет и передаю слово одной Особе[843].

Твой А. Платонов.

27/viii.

Приедешь – поедем на денек к Старому Юшке[844]. Будешь ему писать – сообщи, что я приветствую этого труженика[845], что существует где-то в Мамонтовке, охраняемый одним сонным кобелем[846].

Впервые: Воспоминания. С. 434. Публикация Е. Шубиной. Печатается по автографу: РГАЛИ. Ф. 1452. Оп. 1. Ед. хр. 165. Л. 1–2.

Вьюрков Александр Иванович (1885–1956) – прозаик; участник Первой мировой войны, был в немецком плену (1915–1918); по возвращении из плена работал бухгалтером в различных организациях; в 1926 г. признан инвалидом II группы и переведен на пенсию. Рассказы Вьюркова печатались в журналах “Безбожник” (1930), “Крестьянка” (1931), “Колхозник” (1932–1933), “Красная новь” (1933). В 1930–1933 гг. работал в горкоме писателей, с 1935 г. – секретарь групкома издательства “Советский писатель” (информация дается по документам фонда Вьюркова в РГАЛИ, см.: Ф. 1452. Оп. 1. Ед. хр. 46, 202). Судя по сохранившимся материалам групкома, Платонов являлся не только членом групкома, но и с 1940 г. входил в его бюро (Там же. Ед. хр. 205. Л. 30, 61).

[236] М. И. Панкратьеву

Октябрь 1939 г. Москва

Убедительно прошу Вас указать пересмотреть дело моего сына и его освободить немедленно, ввиду того, что мой сын пятнадцатилетний подросток, что он трижды перенес (до заключения) трепанацию черепа, что он уже почти полтора года находится в тюремном заключении (для его возраста и болезненного состояния это смертельно опасное, во всяком случае, чрезвычайно серьезное и мучительное наказание).

Почти полтора года мы, т. е. я и моя жена – мать заключенного, тщетно добиваемся пересмотра дела н<ашего> сына и освобождения его. Мы даже ни разу не получили разрешения на свидание с ним и на передачу ему вещей (одежды, обуви и пр.). Если возможно, то дайте разрешение на поездку матери в Соловец<кую> тюрьму и сделать сыну вещевую передачу – одежду, обувь, белье и прочее[847].

Теперь мы обращаемся к Вам, Прокурору Союза, с настоятельной просьбой – освободить нашего несчастного сына, пересмотреть и прекратить дело в отношении подростка, давно томящегося в заключении.

Для защиты и пересмотра этого дела просим Вашего разрешения, чтобы был допущен член Коллегии защитников, тов. Островский[848].

Печатается по первой публикации: Архив. С. 648. Черновой автограф. Публикация Л. Сурововой.

[237] М. И. Панкратьеву

Октябрь 1939 г. Москва

Мой сын, Платонов Пл<атон> Анд<реевич>, в апреле месяце 1938 г. был арестован, имея пятнадцать лет от роду. Затем он был осужден и до сих пор почти полтора года находится в тюремном заключении. Недавно он был в Вологодской тюрьме, но теперь по справке в НКВД переведен в Соловецкую тюрьму.

Малолетство сына, тяжелые болезни и травмы, перенесенные им в детстве (он три раза подвергался тяжелым операциям – трепанация черепа), наконец – длительное тюремное заключение, которому он подвергается сейчас (несомненно губительное для жизни человека в таком возрасте) – всё это заставляет меня, и как отца,