Близкие люди - Екатерина Лесина

– Что ты… – маг пытался хмуриться, но Астра качнула головой и, нащупав тонкую булавку, вытащила ее.

– Идем, – она потянула его за руку. – Идем, пока есть еще время.

– А оно есть?

– Есть. Пока…

– Эй, вы куда… – Ниночка попыталась было встать, но споткнулась о корень и упала на четвереньки, попятилась, поползла и, наткнувшись задом на ствол, замерла.

– Танцуй, – сказала Астра, подпрыгивая на месте от нетерпения.

Неужели они не слышат?

Слышат.

Робко, осторожно, словно не до конца доверяя самой себе, закружилась берегиня. И с каждым поворотом все быстрее. Взметнулись руки золотыми крылами, пахнуло раскаленным солнцем и свежим хлебом, и тихое урчание двуипостасного заглушилось песней.

Астра и не знала, что можно так петь.

Так, что душа обмирает.

Застывает.

И разлетается на куски одновременно от счастья и горя, и слезы вскипают на глазах, а губы сами растягиваются в улыбке. И хочется смеяться до тех пор, пока силы есть. А песня наполняла лес, совершенно нечеловеческая, но такая созвучная.

Ветер и тот стих, не смея тревожить певицу.

Птица-гамаюн… в ней птичьего разве что руки, с которых спускались тяжелые покровы крыл. И волосы, что тоже не волосы, но перья. И… не стоит на нее смотреть. Кто смотрит на поющую птицу-гамаюн, тот утратит и память, и разум, и себя самого.

Только, кажется, генерала это нисколько не заботит.

Смотрит.

Улыбается счастливо, и от этой его улыбки зависть разбирает. А потому Астра отворачивается и тянет за собою мага. В конце концов, она его спасла, а значит…

– Дети… – он все еще оглядывается.

– Детям здесь хорошо. Лес позаботится, – ей странно, что он не понимает таких простых вещей. Но идет, что зачарованный.

Шаг за шагом.

Шаг…

И ветви вновь шумят, опускаются ниже, укрывая их двоих от целого мира.

– Наверное, я был бы не против остаться здесь навсегда, – теперь этот взгляд, весь этот человек, принадлежит Астре.

И в силах ее оставить его здесь.

И самой остаться.

Дети… детям в предвечном лесу будет хорошо и спокойно. Никогда-то и никто их не обидит, ни делом, ни словом, ни даже взглядом. Они будут счастливы.

Каждый день.

Каждое мгновенье.

И искушение столь велико, что Астра почти поддается. Но его губы пахнут дымом. И миром, настоящим, живым. Этот тоже жив, но…

…иначе.

– Нельзя, – она отвечает осторожно, и сама тянется к губам, касается и отступает. Игра? Или нечто большее? Астра не знает.

Она ничего-то не знает.

О любви.

О людях.

О мирах вот…

– Здесь все… слишком предвечно, – ей уютно в его руках, и можно положить голову на плечо. – Да, лес укроет и защитит, но я еще не готова стать деревом.

– А… он?

– Не знаю. Может, деревом. Может, мхом… может кем-то еще в совсем другом мире и времени. Главное, он получил возможность уйти. То есть вернуться.

И стоять тоже хорошо.

Спокойно.

– Значит, это все… дивы?

– И да, и нет. И точно не знаю. Было бы слишком просто, если бы взять и сказать наверняка.

Поймут ли ее?

Астра не знает. Но хотелось бы. Только об этом она подумает после. Теперь же Астра просто стоит, опираясь на человека, а тот и рад быть опорой.

– Знаешь… мне твоя бабушка кое-что оставила.

– Знаю.

– И…

– Я согласна, – кажется, она поспешила, потому что ее человек удивился. И смутился. И обрадовался тоже. Это хорошо, что обрадовался, иначе получилось бы до крайности неловко.

– Только это на всю жизнь, – сочла нужным предупредить Астра.

Так, на всякий случай.

А ее человек усмехнулся и, коснувшись губами волос, тихо ответил:

– Я знаю.

Потом добавил:

– Так даже лучше… надежней.

Эльдар так и не понял, как очутился в лесу.

Откуда вообще лес взялся на чердаке. Вот его не было. И вот он был. Стоят вековые сосны. Или это дубы? С ботаникой у него никогда особо не ладилось. Главное, что лес был.

Эльдар потрогал ближайший ствол, убеждаясь, что тот ему не примерещился. Шершавая кора царапнула ладонь, обожгла резкой болью, и Эльдар поспешно одернул руку.

Твою ж…

Дерево загудело. И в этом гудении послышалась угроза.

Это все она!

Она и другие твари! Эльдар их видел. И слышал… и все-все слышал. Он прикусил губу, заглушая крик, готовый вырваться из горла.

Мир меняется?

Пускай.

Магии становится меньше? И меньше одаренных? Исчезают нелюди? Разве это плохо? Нет, это… это ведь чудесно, просто-напросто замечательно! Что плохого в том, что, наконец, будет восстановлена историческая справедливость?

Ничего.

Он поэтому и стрелять не стал. То есть, сперва не стал, потому что стоял далеко. И не был уверен, что попадет, а еще, что, попав, уничтожит ту тварь, которая явно была главною, иначе прошлые не стали бы ее слушать. А они сидели.

И слушали.

И…

Очередное дерево преградило путь, а босая нога провалилась в моховую кочку.

– Проклятье! – прошипел Эльдар, но тихо, чтобы твари не услышали.

О да, теперь он знал… он понимал, как ошибался! Умные люди способны признать свою ошибку, а он умный человек. И тем больнее осознавать, что по незнанию, по недомыслию едва все не уничтожил.

Ему бы вернуться.

Эльдар огляделся, пытаясь понять, куда идти. Если есть вход, то должен быть и выход.

Так где же?

Вернуться и подать доклад. Не только тем людям, которые возложили на Эльдара надежды. У них, конечно, была власть, но кроме власти были и желания. И они вполне могли бы пойти навстречу собственным желаниям в ущерб интересам всего человечества.

Личное порой берет верх над общественным.

Но Эльдар не допустит…

Он выдернул ногу.

Думай.

Вход там же, где выход… только… он стоял в стороне, когда все вдруг переменилось, и теперь, похоже, несколько потерялся. И как быть? Кричать? Его найдут, но… удастся ли сделать вид, что он оказался здесь случайно? Ко всему дива… его дива освободилась от красной ленты, и значит, будет зла.