Тупик либерализма. Как начинаются войны - Василий Галин

Впрочем, сами большевики к установлению коммунистической диктатуры вовсе и не стремились[131]. В чем в чем, а в политэкономии это были, пожалуй, самые образованные люди того времени. Они прекрасно знали и понимали все недостатки коммунизма и никогда даже в теории не помышляли довести свою революцию, по крайней мере в обозримом будущем, до этой стадии. Большевики даже диктатуру пролетариата считали лишь временной мерой. Их обобщенное мнение отражали слова Троцкого: «…Всеруководящие большевики без изъятия — мы не знаем ни одного — считали, что… после того как Временное правительство буржуазии «исчерпает себя», установится демократическая диктатура рабочих и крестьян, как преддверие буржуазно-парламентарного строя»{1062}. Следует добавить только — социал-демократического парламентского строя. Ленин, в свою очередь, утверждал, что «с точки зрения марксизма, интересы общественного развития выше интересов пролетариата», а классовая борьба «не задерживает развитие капитализма, а ускоряет его, заставляя прибегать к более культурным, более технически высоким приемам капитализма»{1063}.

Только агрессия либерального капитализма образца XIX в., пытавшегося «утопить в крови» зачатки появления новой социальной силы, привела к радикализации форм политической борьбы и установлению большевистской диктатуры. Военный коммунизм стал последним рубежом коллективной борьбы русского народа за свое выживание. Троцкий, указывая на этот факт, констатировал: «Вся эта политика военного коммунизма была нам навязана режимом блокированной крепости с дезорганизованным хозяйством и истощенными ресурсами»{1064}. Ленин: «Военный коммунизм» был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам… политикой. Он был временной мерой»{1065}. Дж. Кейнс призывал к сотрудничеству с Советской Россией, поскольку «Советское правительство подходит русскому темпераменту, а восстановление торговли, жизненного комфорта, простых экономических мотивов не способствуют экстремистским доктринам насилия и тирании, являющихся детьми войны и отчаяния»{1066}.

* * *

Остается вопрос: почему в России к власти пришли большевики, а в Германии фашисты? Почему вектор их развития был направлен в разные стороны? На этот вопрос в 1933 г. в беседе с советскими дипломатами пытался ответить немецкий дипломат Мильх: «Германская буржуазия не подлежит ликвидации по той простой причине, что она играет в Германии ту же самую роль, которую крестьяне играют в СССР. Подобно тому, как мы (т. е. СССР) не уничтожаем крестьянство, а пытаемся его переделать мирными средствами, так точно и немецкие наци будут пытаться мирными средствами вовлечь буржуазию в национальный социализм…»{1067}.

Пространный ответ на вопрос дан в книге автора «Революция по-русски». В качестве его резюме можно привести цитату из журнала «Лайф», который спустя полвека после рассматриваемых событий писал про большевиков: «Их возмездием явился сплоченный средний класс Европы… как раз слабо представленный в России. В основном поэтому никакая коммунистическая партия до сих пор не в силах захватить власть в Западной Европе»{1068}. Сплоченный средний класс Европы, оказавшись на пороге хаоса и анархии, привел к тому, что власть в ней захватили другие силы…

Мальтус раскрыл Дьявола.

Дж. М. Кейнс{1069}

В 1798 г. английский экономист Т. Мальтус в своем памфлете «Опыт о законе народонаселения» впервые попытался установить баланс между производством и потреблением. Мальтус утверждал, что в аграрном обществе плодородие почв увеличивается в арифметической прогрессии, а населения в геометрической. Как следствие, указывал Мальтус, нищета вызвана не структурой общества или политическими институтами, а постоянной тенденцией к уменьшению средств к существованию народонаселения, которая сдерживается только нищетой, ведущей к повышению смертности, и единственным путем к разрешению этой проблемы является принуждение бедноты к сокращению ее численности{1070}.

Теория, описывающая тенденции аграрного общества, не подошла для индустриального. Мальтус усовершенствовал свою теорию и опубликовал ее в «Принципах политической экономии» (1820 г.). Теперь уже не столько наличие доступного продовольствия определяло численность населения, сколько возможность обеспечения населения работой, при сохранении определенного его социального статуса и уровня эффективности производства. Мальтус связал рост населения с увеличением возможностей занятости. Для нормального развития, приходил Мальтус к выводу, необходим баланс между потреблением и производством{1071}. В случае нарушения баланса, утверждал Мальтус, «…гибель в той или иной форме просто неизбежна. Человеческие пороки — это очень активные и умелые пособники уничтожения людей. Они передовой отряд великой армии, сеющей смерть и разрушение, и часто сами завершают эту зловещую работу»{1072}.

Бурное развитие промышленности увеличившей спрос на труд, выселение избыточного населения в колонии и завершение демографического перехода сгладило радикализм реальной жизни и отчасти девальвировало саму теорию. Темпы прироста населения в Европе значительно снизились, а Франция даже озаботилась проблемой депопуляции.

Возвращение к балансу Мальтуса произошло после Первой мировой войны. Оно прозвучало в обращении к мирной конференции 13 мая 1919 г. графа Брокдорф-Ранцау: в результате принятия Версальского мира «огромная часть промышленности Германии будет обречена на разрушение… Таким образом, в скором времени Германия не сможет обеспечить хлебом и работой миллионы жителей, которым мешают заниматься судоходством и торговлей. Они могли бы эмигрировать, но на практике это невозможно, поскольку многие страны, и самые важные страны, будут противиться иммиграции из Германии. Претворение в жизнь условий мира логически приведет к потере нескольких миллионов жизней в Германии… Те, кто подписывает этот договор, подписывают смертный приговор многим миллионам немецких мужчин, женщин и детей»{1073}.

«Я не вижу адекватного возражения этим словам… — писал Дж. Кейнс. — Перед нами стоит важнейшая проблема, по сравнению с которой вопросы территориального урегулирования и баланса сил в Европе совершенно несущественны.