Тупик либерализма. Как начинаются войны - Василий Галин

Именно данная ситуация стала складываться в Германии в 1928 г., после пяти лет синтетического процветания, закончившегося бегством капиталов. Пытаясь компенсировать отток капитала, крупный бизнес пошел на снижение уровня заработной платы. Последнее в свою очередь привело к снижению покупательной способности внутреннего рынка и кризису перепроизводства.

Непосредственный участник событий, имперский комиссар по трудоустройству в правительстве Шлейхера, — Г. Гереке вспоминал о том времени: «Производственные мощности Германии расширились до предела, магазины и универмаги ломились от разнообразных товаров. Но этот огромный ассортимент товаров не соответствовал скромным покупательным способностям населения. Противоречие это и стало причиной кризиса в Германии, который еще усугублялся событиями в США. Недостаточная покупательная способность населения была следствием безудержного стремления крупных концернов и предприятий извлечь в годы процветания максимальные прибыли. В то же время хозяева концернов держали заработки на чрезвычайно низком уровне. И тут не помогали ни переговоры, ни профсоюзная борьба. Наоборот, предприниматели в специальном меморандуме потребовали дальнейшего радикального снижения заработной платы»{1079}. Первое снижение зарплаты произошло в 1928 г., когда Крупп возглавил объявленный рурскими промышленниками локаут, в результате которого были выброшены на улицы 250 тыс. рабочих, а после этого убедил правительство провести «чрезвычайное» снижение заработной платы на 15%{1080}.

Безудержное «стремления крупных концернов и предприятий извлечь в годы процветания максимальные прибыли» было характерно не только для Германии, но и для их конкурентов из других стран мира. Правда между германским бизнесом и мировым в то время существовала определенная разница, она заключалась не столько в большей алчности немцев, сколько в том, что им приходилось работать на заемные средства, т.е. покрывать стоимость процентов. Они повышали издержки германского бизнеса, который вступал в ожесточенную, смертельную борьбу за возвращение своих конкурентных позиций на мировом рынке. Снижение зарплат, должно было компенсировать издержки и повысить конкурентоспособность немецких товаров.

Нарастающая эксплуатация вела к тому, что Геббельс в 1925 г., в период подъема немецкой экономики, писал: «Мы в отчаянии. Немецкий народ систематически зреет для гибели. А пролетариат? Где же его борьба? Он терпит все, все и рад-радешенек, когда б только голод миновал»{1081}. «Отвратительный народ немцы. Празднуют свое рабство»{1082}. Рабочие действительно превратились в пролетариев и рабов ведь именно «Зарплата — материальная база и основной показатель всего культурно-бытового положения и социальной независимости рабочего класса»{1083}.

Между тем увеличивающаяся зависимость от внешнего рынка вела к тому, что в случае любого даже незначительного катаклизма весь этот поток товаров должен был обрушиться на собственное население. Что и произошло после начала Великой депрессии. В итоге внутренний рынок оказался переполнен товарами, которые не на что было покупать. Летом 1930 г. в Германии снова царил голод. Геббельс в то время отмечал странную картину: «Состояние сельского хозяйства ужасно. Зимой будет катастрофа. Поля, поля, колосья стоят высоко. Благословенный урожай! И вымирающее крестьянство»{1084}. Последовавшее за сжатием рынка сбыта сокращение производства стало причиной обвального роста массовой безработицы{1085}, что привело к взрывному росту социальной напряженности. Ответной мерой, направленной на подавление социальных волнений, стало установление фашистских диктаторских режимов.

Нас ужасают военные конфликты между государствами. Но экономическая война не менее страшна, чем вооруженное столкновение… Экономическая война — это длительная пытка. И она оставляет после себя опустошение не менее ужасное, чем обычная война…

М. Ганди{1086}

Можно ли, по правде говоря, верить в искренность людей, которые говорят о том, что война есть пережиток варварства, льющих слезы об ужасах войны, но в то же время не желающих добровольно уступить тех преимуществ, которые они уже захватили.

Я. Головин{1087}

Вышеприведенные рассуждения демонстрируют, что установление тоталитарных режимов, как в России, так и в Германии, помимо внутренних экономических и политических проблем, было прямым следствием действия внешней силы. Американский обвинитель Р. Джексон на Нюрнбергском процессе в этой связи был вынужден признать: «Совершенно не означает, что Соединенные Штаты или любая другая страна не повинны в тех условиях, которые превратили германский народ в легкую жертву запугивания и обмана со стороны нацистских заговорщиков»{1088}. Размер вины — потерь, нанесенных экономическими мерами, оказался вполне сопоставимым с потерями от прямой вооруженной агрессии.

В этом нет ничего удивительного, поскольку суть обоих форм агрессии, в соответствии с определением К. Клаузевица, одна и та же. По Клаузевицу, цель войны состоит в стремлении «навязать противнику нашу волю», путем «нанесения ему вообще убытков»{1089}. Каким путем экономической, идеологической или военной агрессии страна доводится до разорения, хаоса и самоуничтожения, непринципиально. В данном случае не столь важна форма, сколько содержание, ибо последствия всех видов агрессии одинаковы — получение тех или иных материальных, политических, конкурентных и пр. выгод за счет или путем разорения и порабощения противника.

Форма дает лишь юридические нюансы. Так, вооруженная агрессия после Первой мировой войны была осуждена и многочисленными международными договорами признана международным преступлением. Главный обвинитель от Великобритании на Нюрнбергском процессе X. Шоукросс ссылался именно на этот факт: «Агрессивная война, согласно Парижскому пакту и другим договорам, стала, вне всякого сомнения, преступлением. Именно на этом всемирном договоре, пакте Бриана — Келлога, главным образом, основывается второй раздел обвинительного акта»{1090}. Британскому обвинителю вторил главный обвинитель от Франции Ф. де Ментона: «агрессивная война, бесспорно, является нарушением международного права и, в частности, общего договора об отказе от войны от 27 августа 1928 г., известного под названием «Парижский пакт»… Таким образом, с 1928 года агрессивная война перестала быть законной»{1091}.

На немцев была возложена коллективная ответственность за Вторую мировую войну{1092}. Г. Али, например, утверждал: «Тот, кто не желает говорить о выгодах миллионов простых немцев, пусть молчит о национал-социализме и Холокосте». Выгоды «из аризации извлекали именно немцы… иными словами, 95% населения. Тот, кто говорит, что это были лишь отъявленные нацисты, уходит от реальной исторической проблемы»{1093}.