Неон, она и не он - Александр Солин

– Господи, никогда бы не подумала! – выдохнула она, наконец. – Но ты же говорил, что никогда не дрался!

– Так и есть. Но «Макарова» в руках держать приходилось. А как же ты думаешь деньги достаются…

– Ах ты, мой рыцарь! – вдруг расцвела и прислонилась она к нему. – Не надо, Димочка, никого убивать, черт с ними, пусть живут!

– Ах, Наташенька! – горячо, с облегчением заговорил он. – Ты же видишь, я не всегда могу быть рядом с тобой, так что будь осторожна, прошу тебя! Ты даже не представляешь, на что способны эти люди – какие там люди – звери, которых с каждым днем становится здесь все больше! Как ты думаешь, кто уймет, обуздает, приструнит этих ублюдков? Никто! Ты считаешь, это у меня вроде каприза – уехать из страны. А мне за тебя страшно! Я не хочу, чтобы ты и наши дети жили здесь! Не хо-чу! К сожалению, ты ничего не замечаешь, кроме своих имущественных споров, а ведь на нас давно уже весь мир показывает пальцем: компьютеризованный феодализм! В России хорошо только тем, кто лишен культуры, тем, кому невдомек, что кроме секса есть знания, практика, духовный опыт!

– Димочка, Димочка, успокойся, пожалуйста, успокойся! – погладила она его по голове. – Спасибо, конечно, что волнуешься за меня…

– И за наших детей!

– …И за наших детей, – согласилась она.

«А ведь он сегодня произвел на меня впечатление! – думала она, лежа в тот вечер у него в объятиях. – Как мало еще, оказывается, я о нем знаю! Господи, побольше бы таких открытий!»

…Поверив обещанному на праздники теплу, они впервые отправились обживать его загородные владения. Ее не покидало девчоночье любопытство. Сидя рядом с ним в машине она говорила:

– Ты ведь знаешь – у меня был дом под Зеленогорском, но я его продала пять лет назад. Интересно, похож ли твой дом на тот…

Ей и вправду было интересно: каким замысловатым зигзагом возвращается она в те места, которые, как она считала, покинула навсегда!

– А у тебя есть второй этаж? А балкон на юг? А оттуда виден залив? А сосны на участке есть? А сколько? – волновалась она.

Приехав, он открыл ворота и запустил ее на участок. Приглядевшись, она отметила непритязательную солидность строения. Больше похожий на крепость, дом был родом из ранней эпохи освоения оставшихся без присмотра пространств, когда строили быстро и без всякой заботы об изяществе. Уловив скептическую тень на ее лице, он сказал:

– Знаешь, я купил его не для того, чтобы здесь жить, а чтобы вложиться в недвижимость. И даже в таком виде цена на него только растет, и растет хорошо. Но если захочешь, мы все здесь переделаем или купим дом в другом месте. В Испании, например…

– Хорошо, Димочка, хорошо! Пойдем, посмотрим, что внутри…

Внутри все оказалось очень даже неплохо. Ей понравились гостиная и кухня. Жил в них неприхотливый стильный уют охотничьего домика, добродушный и гостеприимный.

– Это и есть моя берлога, – ткнул он в сторону камина. – Здесь я и спасался от тоски…

– Что ж, теперь я понимаю, почему ты позвонил только на пятый день! – улыбнулась она. – Мне бы здесь тоже понравилось спасаться!

В ответ он привлек ее к себе и поцеловал.

– Ну, хорошо, показывай дальше! – освободилась она.

А дальше была спальная комната. Он толкнул дверь, она вошла и ахнула: спальная была обставлена и выглядела так же, как у нее! Та же широкая, густого серого цвета кровать, перламутровое трюмо с маленьким стульчиком на гнутых ножках, два приземистых витиеватой работы кресла, украшенных вертикальным чередованием зеленых и золотых полос, стройный комод высотой ей по пояс, два ночных столика, недовольные тем, что их тусклые полированные лица скрыты журналами, и часы на одном из них. Правдоподобие добавляли занавески, которые день окрасил уверенной голубой акварелью и то же бежевое с бахромой покрывало на кровати.

– Димочка, когда же ты успел? – не скрывая растерянности, только и смогла спросить она.

– Я подумал, что тебе это понравится… – скромно ответил он.

– Мне нравится! Мне ужасно нравится! – опомнившись, бросилась она ему на шею. – Ах ты, господи! А я уже было собралась менять в спальной мебель!

– Ну вот, значит я поторопился… – огорчился он.

– Нет, нет, ты все сделал правильно! Это же теперь НАША спальная!

«Да что тут такого? – вмешался вдруг в ее восторг вредный голос. – Деньги есть, время есть! Подумаешь, сюрприз!»

«Прочь! Прочь!» – затопала она ногами.

– Димочка, ты не перестаешь меня удивлять! – не сдержалась она.

– Это хорошо или плохо?

– Конечно, хорошо! – пошла она к окну, чтобы взглянуть на вид, что скрывался за занавеской. – А что мы будем делать, если вдруг придется поставить тебя в угол? – возвращаясь к нему и обнимая его за шею, лукаво спросила она.

– В моем кабинете есть диван…

– Вот и прекрасно! А пока иди ко мне… – шепнула она и припала к его губам.

…Вдали возник и вырос густой ровный бас вертолета.

– Си бемоль… – пробормотала она с его груди.

– Что – си бемоль? – не понял он.

– Что-то там летит и тянет за собой си бемоль… На полтона выше, чем у камертона…

Она и в самом деле задумала поменять обстановку спальной, неожиданная телепортация которой в загородный дом жениха лишь усугубила ее намерение.

Желание это возникло у нее неделю назад. Она проснулась и лежала, глядя на его стриженый затылок, в чьей редкой стерне прятались сладкие остатки одеколона, на одеяло, опекавшее поджатые ноги и через отставленный зад восходящее на вздернутое плечо. Она никогда не видела его спящим на спине, с раскинутыми по-богатырски руками, открытым ртом и неспокойным лицом, как спал Володя. Напротив, ее нынешний жених спал к ней спиной, тихо и неслышно, словно опасаясь разбудить лихие мысли – ее ли, свои ли. Вот тут она и спохватилась:

«Боже мой! Ведь он спит на той же кровати и на том же месте, что и Феноменко, и даже не подозревает о тех пятнах на матраце, которые тот после себя оставил!»

Какой ужас! И почему она не подумала об этом раньше? Неужели она ничем не отличается от шлюхи, которая принимает своих клиентов в одной и той же постели?! Нет, нет, мебель надо срочно поменять, как перед этим халат и одеяло: ведь она – неудобная свидетельница ее грязной сделки с покладистой совестью!

И вдруг вся ее взрослая жизнь слилась в ее голове в плотное месиво постельных сцен – от законных, утомительных совокуплений в браке, через жаркие, самозабвенные слияния с Володей, до плановых, равнодушных случек с Феноменко. Укоризненное месиво набухло и лопнуло, обдав ее брызгами смятения:

«Господи, да как он может меня любить?! Ведь на мне, как на похотливой сучке клейма негде ставить! И я еще выкобениваюсь – не люблю, но, может, полюблю! Дура, неисправимая дура!..»