Обратный отсчет - Кен Фоллетт

– Люк!

Элспет бросилась к нему. В ее улыбке сияла искренняя радость, однако в глазах плескался страх. Она крепко его обняла и прильнула к его губам. Люк сообразил, что удивляться тут нечему: в конце концов, что же и делать жене, как не обнимать мужа?

Но он оборвал поцелуй и отстранился от нее. Элспет недоуменно застыла.

– Что такое?

Вдруг она втянула в себя воздух, и ее лицо исказилось гневом.

– Сукин ты сын! От тебя разит сексом!.. Ты переспал с Билли Джозефсон, ублюдок! – Какой-то мимо проходящий ученый удивленно обернулся, явно не ожидая услышать от красивой женщины такую брань, но Элспет его даже не заметила. – Ты трахнул ее на том самом гребаном поезде!

Люк не знал, что ответить. Ее предательство было намного хуже – и все же он стыдился того, что совершил.

В следующую секунду ее настроение снова изменилось.

– Ладно, – проговорила она уже спокойнее. – В любом случае, у меня сейчас нет на это времени.

– Что же для тебя важнее, чем наш разговор? – спросил Люк, ощутив внезапное подозрение.

– Моя работа!

– Об этом не беспокойся.

– Что ты такое несешь, черт возьми? Мне пора идти. Поговорим позже.

– Вряд ли.

Его тон заставил Элспет насторожиться.

– Что это значит? О чем ты?

– Когда я был у нас дома, то вскрыл адресованное тебе письмо. – Он достал из кармана пиджака письмо и протянул ей. – От врача из Атланты.

Элспет побелела, однако достала письмо из конверта и начала читать.

– Боже мой! – прошептала она.

– За полтора месяца до нашей свадьбы ты сделала себе стерилизацию, – проговорил Люк. Даже сейчас ему с трудом в это верилось.

Слезы выступили у нее на глазах.

– Я не хотела! – прошептала Элспет. – Меня… У меня не было другого выхода!

Люку вспомнилось то, что писал врач о состоянии Элспет – потеря веса, бессонница, депрессия, внезапный плач без видимых причин, – и прилив сострадания смыл его гнев.

– Как жаль, что ты была со мной несчастна, – тихо, почти шепотом произнес он.

– Не жалей меня, не надо! Я этого не вынесу.

– Пойдем к тебе.

Он взял ее за руку и повел к ней в кабинет. Элспет машинально села за стол, порылась в сумочке в поисках носового платка. Люк выдвинул из-за стола кресло Фредриксона и сел рядом.

Элспет высморкалась.

– Тысячу раз я готова была отказаться от этой операции! – призналась она сквозь слезы. – Легче бы мне было умереть!

Сердце Люка сжималось от жалости, и ему приходилось держать себя в руках, чтобы сохранять ясный ум и отстраненность.

– Видимо, тебя заставили, – заметил он и замолчал, ожидая ответа.

Элспет смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– КГБ. Они приказали тебе выйти за меня замуж, чтобы шпионить за нашей космической программой, и заставили пройти стерилизацию, чтобы дети не стали обузой в твоей шпионской деятельности.

Глаза Элспет потемнели от боли, и Люк понял, что не ошибся.

– Только не лги, – быстро сказал он. – Я все равно тебе не поверю.

– Это правда, – ответила она.

Вот и все. Она призналась. Люк бессильно откинулся в кресле; он чувствовал себя измочаленным, словно прошел сквозь строй.

– До последнего дня я не могла решиться, – продолжала Элспет, и по щекам ее катились слезы. – Просыпалась утром и говорила себе: сегодня я это сделаю. А в обед звонила тебе, и ты говорил что-нибудь о доме с большим двором, где будут бегать дети… И я решала: нет, ни за что, я откажусь! А потом ночью, одна в постели, думала о том, как нужна нам информация, которую я смогу получить, если выйду за тебя…

– Неужели никак нельзя было без этого обойтись?

– Нельзя. Я и так едва все выдерживала. Любить тебя и в то же время за тобой шпионить было невыносимо. А если бы у нас родились дети… Нет, я бы не вынесла!

– Почему же ты в конце концов решилась?

Она шмыгнула носом и вытерла глаза.

– Ты не поверишь – из-за переворота в Гватемале. – С ее губ слетел короткий безрадостный смешок. – Гватемальские бедняки хотели всего-навсего школ для своих детей и профсоюзов для себя, чтобы защищать свои права и нормально зарабатывать на жизнь. Но кто-то в Вашингтоне решил, что из-за этого цена на бананы на международном рынке упадет на несколько центов, а нам это невыгодно. И что же мы сделали? Устроили переворот и поставили у власти фашиста-марионетку. Я в то время работала в ЦРУ, так что знала правду. Ты не представляешь, как меня это разозлило: чертовы толстосумы ради своей выгоды ввергли в нищету и произвол целую страну – и им ничего, ничего за это не будет! Никто даже не узнает правды – все будут считать, что революцию в Гватемале устроили местные антикоммунисты! Быть может, глупо принимать политику так близко к сердцу, но… ты не представляешь, как я разозлилась!

– Так разозлилась, что искалечила себя.

– И предала тебя, и разрушила наш брак. – Она подняла голову, и ее глаза сверкнули. – Но чего стоит мир, в котором Дядя Сэм может растоптать своим сапогом целый народ и уйти безнаказанным? Я жалею лишь о том, что лишила тебя детей. Это было подло. Всем остальным я горжусь.

– Да… пожалуй, я могу тебя понять.

– Что ж, и на этом спасибо, – вздохнула Элспет. – Что теперь? Позвонишь в ФБР?

– А стоит?

– Если позвонишь – я кончу на электрическом стуле, как Розенберги[19].

Лицо Люка исказилось от боли.

– О господи!

– Но есть и другой выход.

– Какой?

– Отпусти меня. Я сяду на первый же самолет в Европу. Улечу в Париж, Мадрид, Франкфурт – куда угодно. Оттуда доберусь до Москвы.

– Ты действительно хочешь провести остаток своих дней в России?

– Почему бы и нет? – криво усмехнулась Элспет. – Знаешь, я ведь полковник КГБ. В США мне никогда не стать полковником.

– Тогда уезжай сейчас же, – сказал он.

– Хорошо.

– Я провожу тебя до ворот, и ты отдашь мне свой пропуск, чтобы у тебя не было возможности вернуться.

– Хорошо.

Люк всмотрелся в ее лицо, словно хотел навеки сохранить его в памяти.

– Что ж… на том и попрощаемся.

Элспет встала и взяла сумочку.

– Можно мне зайти в уборную?