Фабрика мертвецов - Кирилл Кащеев

«И Кровные Внуки Чтимых Предков» - подумал Митя.

- То, что мы наблюдаем тут, больше всего похоже на картину культа Купала и Купальницы… - продолжал старший Штольц. - Вероятно, Бабайко нашел их, когда строил дом.

- Колодец копал. – пробурчал Митя, не отрывая глаз от двух маленьких тел на дне ямы. Точнее, от рукояти воткнутого в них ножа.

- А я ведь говорил! С ходатайством в земство обращался! И к губернатору! – зло бросил Свенельд Карлович. – В здешних землях надо проводить серьезные раскопки. И вводить государственную собственность на все находки.

- Своими скифскими сокровищами пожертвуете, Свенельд Карлович? – стараясь – почти безуспешно – чтоб его вопрос не звучал язвительно, спросил Митя.

- Мой брат думает не только о себе. – процедил Ингвар.

- Я нашел скифское золото… а господин Бабайко присвоил древнейших богов! – брата Свенельд не слушал.

– Знать бы еще, как лавочник заставил их выполнять свою волю. – устало вздохнул отец – и тоже уставился на скелеты в яме. Точнее, на рукоять воткнутого меж ними ножа.

- Если герр Лемке догонит сообщника… – начал Свенельд Карлович.

Бух-бух-бух! Из-за забора воздвиглись широкие стальные плечи автоматона. Привставший в седле паро-бота механик еще издалека кричал по-немецки:

- Герр коммандирен, я даже по окрестностям поездил, поискал, никаких следов! Вы уверены, юноши, что негодяй уехал на паро-телеге? Ох, майн готт, что здесь у вас?

- Никаких следов… - не отвечая на удивленный возглас немца, повторил Митя. Враз исчезнувшие следы – знакомо-то как!

Отец испытывающе посмотрел на него и спрыгнул в яму с двумя детскими скелетами.

- Аркадий Валерьянович, что вы делаете? – всполошился Свенельд Карлович, что-то удивленно каркнул по-немецки герр Лемке, но отец уже наклонился над телами… и выдернул нож.

Тот выскользнул без малейшего сопротивления, легко и плавно, точно из ножен. Митя с ужасом зажмурился… и не открыл глаза, даже когда услышал рядом шаги. Шаги стихли. Митя тяжко, обреченно вздохнул и приоткрыл один глаз.

Отец стоял рядом – и держал нож в руке. С коротким – как раз в ножнах под рукавом носить, отблескивающим серебром лезвием и ухватистой костяной рукоятью.

- Твой? – тихо сказал отец. – Ты их упокоил?

- Нет. – коротко и зло отрезал Митя. – Не я.

- Почему ты мне все время врешь? – снижая голос до почти неслышного шепота, также зло спросил отец. – Это ведь… подвиг, Митька! Ты всех спас – не только нас, но и жителей этой деревеньки, мертвяки бы потом туда пошли.

- Вот именно. – отрезал Митя. – И если я говорю, что не я, может, ты наконец поймешь, что я говорю правду? – и отвернулся от отца. – Свенельд Карлович! Мне неловко вас беспокоить… но мой автоматон пришлось бросить в степи. Хотелось бы его найти до темноты, если он еще цел.

- Конечно, Дмитрий. – кивнул тот, направляясь к своему паро-боту. – Если Аркадий Валерьянович не против, сейчас и поедем.

Бух-бух-бух! Паро-бот мерял громадными шагами степь. Мимо медленно плыли поросшие сорняками холмы. Стремительно темнеющий горизонт покачивался в такт то приподнимающей, то опускающейся спине автоматона, за которую цеплялся Митя.

- Свенельд Карлович… - наконец решившись, он повысил голос, перекрывая шипение пара. – А ведьмы… про которых местные говорят… кто они? Или вы в них не верите, как Ингвар?

Штольц долго молчал, только и слышалось бух-бух-бух – шаги автоматона, стук поршней и ш-ш-ш – шорох пара.

- Сейчас время людей. – наконец тихо, едва различимо среди шумов откликнулся Свенельд. – И Бога Единого, Бога Людей. Но… Ингвар родился уже тут, а я – еще там, на берегу северного моря. Мы помним… Помним, что те, кого сейчас называют Старыми, Древними, Кровными Предками, когда-то тоже… были богами. А у них были служители. В рыбацких деревнях детей Одина еще живут вельвы. А в здешних – ведьмы.

- Вы думаете… - неуверенно начал Митя.

- Я слишком… цивилизованный. Я – думаю. А мой дед знал: хочешь попросить Старых – ищи вельву.

- И найдешь… - едва слышно шепнул в ответ Митя.

Митя сидел на крыше помещичьего дома, стараясь слиться с трубой. От сложенного на заднем дворе очага тянуло запахом каши. Из комнат слышался топот, что-то бухало, шаркали лопаты, и совсем изредка нанятые в деревне мужики перебрасывались парой слов и тут же замолкали. Надо отдать Бабайко должное, даже сейчас, после его смерти, жители деревеньки отличались редкой молчаливостью. Весьма приятной обычно, но не совсем уместной сейчас – под гул голосов было бы легче прятаться.

Заскрипело колесо и мужик с тачкой протопотал по настеленным на парадных ступеньках мосткам. Вывалил обломки лепнины, серую штукатурочную пыль, мусор и старые кирпичи поверх кучи у поросшей сорняками клумбы, и налегке поспешил обратно. Стараясь не смотреть на мусорную кучу впрямую, Митя припал к краю крыши и затаил дыхание.

Тишина… Кровь в висках – стук-стук! Неподвижность – очень хочется пить, кажется, язык наждаком скребет по пересохшим губам. Дрожит разморенный полуденным зноем воздух, покачивается едва-едва, как отражение в тихом лесном озере… Покачивается куча… приподнимается… приподнимается вся, целиком, будто спаянная некой силой… колыхаясь краями туда-сюда и выписывая вензеля, будто пьяная, ползет обратно к дому.

Шур-шур, шур-шур… Митя приподнялся, опираясь кончиками пальцев о черепичный желоб у края крыши… Шур-шур… Куча медленно заползла на мостки – и теряя по пути то отломанную ножку стула, то серый от въевшейся известки бальный башмачок, принялась карабкаться к парадным дверям. Двери снова распахнулись… и толкающий наполненную с верхом тачку мужик с разгону въехал колесом в ползущую ему навстречу кучу.

- А-а-а! – от вопля мужика с полу засохших деревьев сыпанула старая листва.

Куча словно взорвалась, скинув весь мусор прямиком в распахнутые двери.

- А-а-а! – мужик заорал второй раз, когда сиганувший с крыши Митя рванул к выскочившему из-под кучи лохматому клубку.

- Ап-тяп-тяп-тяп! – жалобно запричитал клубок, уворачиваясь от Митиных рук.

- А-а-а! – мужик заорал в третий раз – клубок запрыгнул в тачку, мрачно зыркнул на мужика круглыми, как пуговицы, глазищами… Тачка вырвалась из рук, и помчалась вниз по сходням, наподдав мужику рукоятью под дых. Верещащий клубок шмыгнул у мужика промеж ног и шустро запрыгнул в дом.

Митя в прыжке перемахнул тачку, промчался по сходням, отпихнул с дороги мужика, ворвался в переднюю, и помчался вслед за клубком по усыпанному битым камнем и известью старому паркету. Стремительно серея от налипшей на шерстку известки, клубок мчался через анфиладу первого этажа, бойко перемахивая с мусорной кучи на подоконник, с подоконника на дверной косяк, прокатился по притолоке, оттолкнулся от прислоненной к стене створки, походя обронив ее на Митю…