Мертвое время - Питер Джеймс

Гэвин Дейли приехал пораньше, как и советовал Джулиус Розенблаум. На часах было без четверти десять, тогда как Имона Поллока дилер ожидал к половине одиннадцатого. Подойдя к входу, — офис дилера расположился в помещении, зажатом с обеих сторон модными магазинчиками, — Дейли, под взглядом камер наблюдения, просмотрел список на панели звонка и нажал кнопку напротив таблички «Дж. Розенблаум. Морской антиквариат».

После недолгой паузы ему ответил голос Розенблаума:

— Входи, Гэвин. Поднимись на лифте на третий этаж.

— Я помню. — Он и впрямь помнил совершенно ясно, хотя и был здесь в последний раз более десяти лет назад.

Лифт был старенький, тесный, с раздвижной металлической дверью. Дейли нажал кнопку и поднялся на третий этаж. Кабина, вздрогнув, словно от толчка, остановилась. Он открыл дверь, вышел в узкий коридор и оказался перед другой дверью — с глазком и табличкой, на которой золотыми буквами было написано «Дж. Розенблаум. Морской антиквариат».

Она почти тут же открылась, и на пороге предстал один из старейших и лучших его партнеров по бизнесу — высокий, статный и улыбающийся.

Джулиусу Розенблауму было далеко за восемьдесят. С тщательно уложенными седыми волосами, распространяющий аромат одеколона, он выглядел безупречно, хотя и несколько кричаще. Крючковатый семитский нос и тяжелые полуопущенные веки уживались с широкой, открытой улыбкой. На нем был безупречно сидящий костюм в мелкую полоску и пестрый галстук, на запястье красовались изысканные, броские часы «Вашерон Константин».

— Гэвин! Как же я рад тебя видеть! — Он оглядел старого друга с ног до головы. — Выглядишь отменно! И знаешь, нисколько не изменился!

— Ты тоже!

— Входи, входи. Время есть. Выпьем кофе, поговорим.

Дейли вошел в коридор, ступив на желтовато-зеленый ковер, такой глубокий, что в нем тонули ноги. В демонстрационных витринах вдоль стен красовались корабельные часы, «склянки» с медной крышкой и надписью «Royal navy», корабельный колокол. Розенблаум провел его в маленькую комнату с антикварным столом в георгианском стиле, служившем конторкой. Сидевшая за ним элегантная пожилая женщина что-то печатала. Рядом с клавиатурой лежала стопка журналов по антиквариату.

— Марджори, ты помнишь Гэвина Дейли из Англии?

— Конечно! — Она улыбнулась гостю.

— Будь добра, принеси нам кофе.

Мужчины прошли в кабинет с двумя столами, круглым для заседаний и письменным, и тремя креслами, двумя кожаными для гостей с одной стороны и большим черным, тоже кожаным, — с другой. На стенах разместились прекрасные картины, и вся комната имела немалое сходство с музеем. Свет попадал сюда через большое, с матовым стеклом окно. Никакой уличный шум сюда не проникал.

Розенблаум усадил гостя в одно кресло, сам занял другое, поправил манжеты, откинулся на спинку и сложил руки на груди.

— Итак?

— Прежде всего, Джулиус, я очень благодарен тебе за уведомление обо всем этом.

На столе между ними поместились несколько фотографий в серебряных рамках, большая серебряная коробка для сигар, огромная стеклянная пепельница и компьютерный терминал.

— Гэвин, что значат деньги в нашем возрасте? Краденые часы за три миллиона баксов нужны мне не больше, чем дырка в голове. Я хочу тихой, спокойной жизни. Хочу заниматься делами лишь постольку, поскольку они мне интересны и вытаскивают из дому — в противном случае я бы сидел там, сходя с ума от скуки.

Дейли согласно кивнул.

— С яхтой не расстался? — Служивший в годы корейской войны в военном флоте, Розенблаум сохранил любовь к морскому делу на всю жизнь. Однажды, много лет назад, Дейли совершил с ним небольшое, но запоминающееся путешествие вокруг острова Манхэттен.

— Нет, но держу ее сейчас в Сен-Бартсе. Вода слишком уж холодная. По крайней мере, для меня.

Розенблаум поднял крышку сигарной коробки и подтолкнул ее к гостю:

— Угощайся.

— Для меня рановато, спасибо.

— О’кей, тогда позже. Пропустим по стаканчику, подымим. Если свободен вечером, приходи в мой клуб.

— Было бы неплохо.

Розенблаум пожал плечами и усмехнулся почти застенчиво:

— Мне недавно удалили простату. Трахаться больше не могу, что еще остается? Только хорошая сигара да хорошее вино.

— Понимаю. У меня та же проблема.

— Надо ценить дарованные удовольствия. Раньше мне постоянно хотелось секса, словно какой-то дикой обезьяне, которой постоянно требовалось только одно: трахаться и трахаться. Жить без этого не мог. А теперь, знаешь, даже не жалею. Как у тебя с этим?

— Пока еще поглядываю, — хмыкнул Дейли.

Рот у Джулиуса Розенблаума растянулся до ушей.

— Я, когда перестал поглядывать, думал так: уж лучше бы вывели в поле да расстреляли. Впрочем, ты ведь приехал сюда не для этих разговоров. — Он посмотрел на свои винтажные часы. — У нас полчаса до его прихода. Если, конечно, придет.

— Ты сам что думаешь?

Розенблаум указал сначала на стену — и Дейли увидел укрепленную на стене и направленную на круглый стол камеру, — потом на вторую дверь рядом с большим зеркалом в позолоченной раме.

— У меня там смотровая комната. Камера установлена так, чтобы давать крупный план всего, что лежит на столе. Я пользовался ею много раз, фотографировал вещи, которые мне предлагали купить, чтобы проверить, не значатся ли они в розыске. Зеркало двустороннее, и через него можно наблюдать за клиентами. Ты бы удивился, узнав, как ведут себя люди, пытающиеся всучить тебе что-то, когда остаются одни. — Он пожевал губами. — Вот я и подумал, что тебе, может быть, захочется понаблюдать за ним. Если узнаешь часы, просто нажми кнопку — этим ты предупредишь меня — и входи. Секунд через десять Имон Поллок окажется в западне, из которой нет выхода. — Розенблаум театрально вскинул брови. — Ну как, нравится?

— Один момент, Джулиус. В чем твоя выгода?

Американец развел руками.

— Выгода? Ты ведь мой старинный друг, Гэвин! — Он ухмыльнулся. — Надеюсь, с пустыми руками не оставишь.

— Хотя, как ты сам сказал, деньги в нашем возрасте ничего не значат?

— Не значат. — Он потер большим пальцем о средний. — Что такое несколько миллионов между друзьями?

Настроение было ни к черту. Имон Поллок сидел в самом тесном желтом такси Нью-Йорка, и его, как мешок с картошкой, вез по городу худший из местных таксистов, молодой эфиоп, всю дорогу собачившийся с кем-то по телефону. Маньяк постоянно давил на газ, а потом, в последнюю секунду, вспоминал о тормозах перед перекрестком или поворотом.

Мало того, сидевший рядом спутник вцепился в него, как пиявка, и не отпускал ни на секунду. Они даже спали вместе. Если, конечно, слово «спали» соответствовало ситуации. После поспешного бегства из отеля — спуск на грузовом лифте и выход через кухню — Имон Поллок провел ночь в узком кресле в паршивом номере дешевого мотеля где-то на окраине Манхэттена. Спутник храпел так, что у него голова раскалывалась.