Гремучий ручей - Татьяна Корсакова

Голос лощины становился все сильнее, и Тане приходилось напрягаться, чтобы слышать фон Клейста, чтобы понимать, о чем он говорит.

– Клаус был мистиком, – сказал фон Клейст с усмешкой. – Он слепо верил в собственную исключительность. Эта слепая вера его и сгубила. Причем, дважды. А я другой, мертворожденная девочка. Я ничего не принимаю на веру. Единственное, во что я верю, это в науку. Всему есть объяснение. Даже вот этому феномену. – Он снова сделал неопределенный жест рукой. – Я добьюсь своего опытным путем, без спешки и истерик. Ты отняла у меня подопытного кролика, но сделала другой, куда более ценный подарок. Зачем мне какой-то кролик, когда теперь в моих руках есть священный Грааль! – Когти добрались, кажется, до самой кости. Чтобы не закричать, Таня крепко сжала зубы. – Ты мой священный Грааль, девочка. И я буду беречь тебя, как зеницу ока. Беречь и изучать. Не могу обещать, что будет легко. Многие великие достижения науки рождались в муках. – Теперь в его голосе слышались мечтательные нотки. – Но если ты мне доверишься, если перестанешь закрываться, я обещаю, что постараюсь минимизировать потери. Я умею управлять чужой болью. – Коготь царапнул кость, и Таня не выдержала, закричала. – Могу сделать вот так, а могу свести твои мучения к минимуму. Если ты будешь послушной.

* * *

Из распахнутых окон гостиной по-прежнему доносились звуки музыки и веселые голоса. Часовня полыхала, а бургомистр со свитой продолжали развлекаться, как ни в чем не бывало.

– Это было нелегко – внушить сразу дюжине человек, что ничего необычного не происходит, – сказала Ирма. – У Отто бы ни за что не вышло, ему пришлось просить меня. Я всегда прикрывала его спину, с самого детства. Но сегодня… – она замолчала. – Сегодня я многое поняла, дорогая кузина. Надеюсь, ты тоже. Верю, что ты проявишь благоразумие и сделаешь то, о чем я тебя прошу.

Благоразумие… Всю свою жизнь Ольга была благоразумной, но этой ночью ей нужно стать немного безумной. Потому что лишь безумный человек может поверить в то, во что поверила она.

– Куда мы идем? – спросила Ирма, когда они обогнули дом и направились к хозяйственному двору. – Ты спрятала ошейник в этой конуре? – Из тумана выступил сарай Гюнтера.

– Точно так же, как ты спрятала здесь гроб, в котором вы с Отто перевозили своего любимого брата. – Ольга не стала оборачиваться, толкнула дверь сарая.

– Туше! – В голосе Ирмы послышались нотки не то уважения, не то восхищения. – А ты остра на язык, дорогая кузина.

Ольга вошла внутрь, нашарила на полке керосиновую лампу, зажгла, осветила сарай. Старая мебель, инструменты, никому не нужный, непонятного назначения хлам, ящик-гроб в дальнем углу.

– Где он? – спросила Ирма и нетерпеливо взмахнула рукой с зажатым в ней пистолетом.

Ни говоря ни слова, Ольга направилась к гробу. Ирма проследовала за ней.

– Он здесь. – Прикасаться к крышке гроба Ольга не стала, помнила, что случилось в прошлый раз.

– Ты спрятала ошейник внутри? – В тусклом свете керосиновой лампы Ирма была похожа на горгулью. Ничего человеческого, ничего нормального.

– Гроб вам больше не понадобится. – Ольга пожала плечами. – В нем больше некого перевозить.

Ирма зашипела совершенно по-змеиному, а потом велела:

– Открывай!

– Не могу. Ключ остался у Григория, а его убил твой старший брат.

– Вот, значит, куда подевался твой племянник. – Ирма покачала головой, а потом с усмешкой сказала: – Не беда, у меня есть все ключи от всех замков в этом доме.

Ольга знала. Неоднократно видела массивную связку ключей на поясе Ирмы.

– Отойди! – Ирма сделала взмах пистолетом, и Ольга отступила на шаг. – Стой, где стоишь, и не вздумай дурить. Меня невозможно убить, а пить твою отравленную кровь я не собираюсь. – В скрюченных пальцах появилось массивное кольцо, с нанизанными на него ключами. – Однажды в детстве Отто выстрелил мне прямо в живот. Нечаянно… Разумеется нечаянно! – В голосе Ирмы послышалась горечь. – Семейный врач сказал отцу, что я не выживу. А я уже через неделю была на ногах. Разумеется, мне пришлось хорошо питаться. – Когтистые пальцы ловко перебирали ключи. – Но ты ведь достаточно умна, чтобы не наделать глупостей, дорогая кузина. Лишь я одна знаю, где твоя внучка. И лишь я одна могу тебе помочь. Понимаешь?

Ольга понимала. Она понимала куда больше, чем думала упырица. Можно сказать, этой ночью на нее наконец снизошло озарение.

Григорий был осторожен и методичен в своей осторожности. После увиденного в башне Григорий полюбил осину. После увиденного в башне все черенки его садовых инструментов были сделаны из осины. Некоторые из них были не закреплены. На всякий непредвиденный случай. Вполне возможно, даже на тот случай, когда сама Ольга начнет превращаться вот в такую же голодную, лишенную всего человеческого тварь.

Голос крови – вот как это называлось. Голос крови сейчас звучал так громко, что на несколько мгновений заглушил даже голос лощины. Черенок удобно лег в руку. Наверное, с такой же ловкостью ложилась в руку фон Клейста рукоять его родового меча. Хватило одного единственного движения, чтобы остро заточенный конец вошел между лопатками Ирмы. Хватило одного единственного вздоха, чтобы понять, что удар достиг цели. Сердце упырицы перестало биться почти сразу, но она все еще продолжала цепляться когтистыми пальцами за крышку гроба, оставляя на дубовой доске глубокие борозды. Но она все еще пыталась угрожать…

– Как ты посм…

Договорить Ирма не смогла, рухнула грудью на гроб. Сейчас она была похожа на огромную летучую мышь, на манер бабочки пришпиленную огромной осиновой булавкой.

Ольга обошла гроб, присела, заглянула в мертвые глаза упырицы, подняла выпавший из разжавшихся пальцев пистолет. Он не поможет против нежити, но остановит существо из плоти и крови. А теперь нужно спешить.

Она знала, где искать Танюшку. Для этого ей не нужна была Ирма, для этого ей был нужен голос лощины. А может и не лощины…

Пистолет для живых, осиновый кол для нежити. Вот с каким оружием отправилась Ольга в свой крестовый поход. Сначала внучка, а потом все остальное. Этой ночью ей предстоит сделать еще очень много. Голос лощины вел ее к оранжерее, и вскоре Ольга услышала слабый вскрик. Вскрик этот полоснул по сердцу, словно ей самой только что вогнали в грудь острый осиновый кол. Ольга бросилась вперед, не разбирая дороги. А ей под ноги с тихим рычанием бросились две черные тени. Фобос и Деймос слишком поздно признали в ней свою. Фобос и Деймос выдали ее приближение.

– …Бросьте свое смехотворное оружие, фрау Хельга!

Фон Клейст стоял посреди оранжереи. Танюшка стояла рядом. Поза ее была какая-то неестественная, скрюченная. Ольга не сразу поняла, что это из-за лежащей на ее плече ладони. Из-за впивающихся в плоть когтей.

– Бабушка! – Танюшка дернулась было к ней и тут же застонала от боли.

– Почему-то я не сомневался, что вы придете, фрау Хельга! А мы тут мило беседовали с вашей прелестной внучкой.