Под небом Индии - Ренита Де Сильва

«Единственная по-настоящему ценная вещь, которая у меня была, – подумала она, глядя, как Джайдип, уже не пытавшийся убедить ее взять ребенка на руки, передает его одной из ай и выходит, даже не прикоснувшись к Сите, – это любовь моего мужа, но теперь я, желая сохранить свой королевский статус и эфемерные любовь и одобрение своих родителей, теряю и ее».

Сита опустилась на кровать и закрыла глаза. Она ужасно устала.

– Махарани, следует ли мне… – начала служанка.

– Уходи! – закричала Сита с такой яростью, что служанка отпрянула, а лежавший в колыбели в другом конце комнаты ребенок (которого она похитила и который привязывал ее ко всему этому) заплакал.

Мэри

Любовь. 1937–1938 годы

– С возвращением! – воскликнули дети в школе. – Мы скучали по вашим историям и играм, в которые вы с нами играли.

Монахини окружили Мэри теплом; они, как всегда, были добры и пытались ее утешить.

Работа в школе помогала Мэри сдерживать тоску по сыну, но по ночам женщина задыхалась, выдумывая все более и более сложные планы, которые позволили бы ей проникнуть во дворец и вернуть сына. По утрам ее подушка была мокрой от слез. Не выспавшаяся, убитая горем, измученная Мэри вставала на нетвердые ноги. Мысль о еще одном дне без сына казалась ей невыносимой. Но затем она думала: «Он жив. И находится неподалеку. Я должна быть сильной. Ради него я должна держаться, чтобы быть готовой, когда представится возможность вернуть его».

В каждом ребенке, которого учила Мэри, она видела своего малыша. Она делилась с детьми любовью, которую хранила для своего сына, заботилась о них, поскольку не могла заботиться о нем.

Со временем благодаря любви монахинь и детей душевная рана Мэри хоть и не зажила, но зарубцевалась.

Мэри отправила множество писем индийским и даже английским юристам, но никто не хотел браться за это дело. Ей просто не верили.

Она обратилась к британскому резиденту с просьбой об аудиенции. Он ей не ответил. Мэри написала ему о том, как с ней поступили. Ответа все так же не было. Она отправилась в главный город региона и побывала там в судах и адвокатских конторах, посетила даже британского резидента, но никто не хотел ее слушать. А даже если кто-то и удостаивал ее вниманием, Мэри переставали слушать, стоило ей перейти к рассказу о том, как королева, пригласив ее во дворец, потребовала у нее ребенка.

В школу Мэри вернулась усталой, но ее решимость лишь окрепла. Она не сдастся, пока снова не возьмет своего малыша на руки.

– Оставь это дитя, – говорили ей монахини.

– Разве я могу не бороться за своего сына?

Но хотя монахини и не верили Мэри, они молились за нее. И она сама тоже молилась. В часовне. В школьном саду, о котором заботилась. Под манго, глядя на играющих детей. В классе, пока ученики выполняли задания, которые она им давала.

Однажды на выходных, отправившись в главный город региона, Мэри дежурила у офиса британского резидента. Она бывала там каждую неделю. Это продолжалось уже два месяца, и резидент наконец согласился с ней увидеться.

Он выслушал историю Мэри, не выражая никаких эмоций. Единственным, что указывало на то, что резидент хоть что-то чувствует, был мускул, время от времени дергавшийся на его челюсти. Он не отвел взгляда даже тогда, когда Мэри сказала, что королева украла ее сына, и описала, как было организовано похищение из приюта.

Когда она закончила, резидент холодно посмотрел на нее.

– Вы говорите, что были вместе с королевой, когда вашего сына забрали из приюта, расположенного на другом берегу озера.

– Да, но она вызвала меня туда, чтобы сказать…

– Значит, лично королева вашего ребенка не крала. Она пригласила вас во дворец, и, пока вы были там, кто-то забрал вашего сына.

– Это сделала она. Она приказала служанке…

– Вы не можете доказать ни одно из этих нелепых обвинений в адрес королевы. Наши отношения с королевской семьей идут на пользу обеим сторонам, и мы хотим, чтобы так было и дальше. Даже если – и это очень большое «если» – вы говорите правду, разве вашему сыну не лучше с королевой, чем с вами, разведенной, опозоренной женщиной? – Резидент вздохнул. – Возвращайтесь в школу, мисс Бригам. Постарайтесь оставить прошлое позади.

Как будто это было так легко.

– Вы не… – начала Мэри.

– Я услышал уже достаточно, мисс Бригам. Не повторяйтесь.

На глаза Мэри навернулись слезы. Моргнув, она вышла из помещения с высоко поднятой головой. У нее в ушах эхом отдавались два произнесенных резидентом слова: «ваш сын».

Мой сын. Мой!

В этом и была загвоздка: ей никто не верил, но даже если люди и были склонны поверить в ее рассказ, они считали, что ее сыну лучше с Ситой. Как они могли решать, что лучше для ее сына? Кто дал Сите право отбирать у Мэри ребенка просто потому, что она посчитала, что с ней ему будет лучше?

Каждый вечер, когда дети расходились по домам, а монахини отправлялись на молитву, Мэри проходила милю до центра города и еще милю – вверх по холму, до дворца.

В первый такой вечер ее поприветствовал красный гибискус, улыбаясь ей с того места, где она дежурила несколько дней подряд.

Привратники тоже приветствовали Мэри как старые друзья и угостили ее чаем со специями.

– Вы видели моего сына? – спрашивала их она.

Привратники краснели, отводя взгляды.

«Ты больше не похожа на грязную и изможденную сумасшедшую, – читала она в их глазах. – Ты опрятно, хорошо одета. Но ты все так же не можешь избавиться от своей безумной идеи». Однако Мэри было все равно. Какая разница, что о ней подумают, если самый дорогой ей человек находится во дворце?

– Его выноси´ли? Королева его выноси´ла?

– Нет, мемсахиб.

Потягивая чай, привратники все так же избегали встречаться с ней взглядами.

– О, – произнесла Мэри. – У тебя есть дети, Суреш? А у тебя, Раджу?

Она болтала с привратниками, продолжая ухаживать за веселым гибискусом, который с каждым днем становился все красивее, несмотря на суровые условия. Ему была нужна лишь любовь.

На протяжении нескольких месяцев Мэри ходила к дворцу каждый вечер. Ее не пускали внутрь, ей не позволяли увидеться с сыном, но она ухаживала за гибискусом и сажала цветы, принесенные из школы. Вскоре участок, ставший местом ее бдения и тоски по сыну, превратился в сад.

Иногда, ухаживая за ним, Мэри размышляла о Чарльзе.

Я обманула Чарльза, выйдя за него замуж, потому что хотела дать своему сыну законный статус. Я использовала его.

Сита поступила со мной точно так же. Ей были безразличны мои чувства. Она думала лишь о том, что так будет лучше для нее и моего ребенка.