Экстр - Дэвид Зинделл

В любой из этих стран, а в Поле их были тысячи, постоянно велись симпозиумы, семинары и дебаты. Еще ниже жили индивидуальные голоса, которые размышляли, спорили, плакали, смеялись, исповедовались, шептались, жаловались и молились. Войдя в ассоциативное пространство, любой нараин, будь то мужчина, женщина или ребенок, мог посетить любую из этих стран или просто послушать чью-нибудь блестящую беседу – так бабочка влетает в комнату, полную людей, и слушает, о чем они говорят.

“Где вы хотели бы побывать, пилот?” Данло всегда мечтал побывать везде или, вернее, оказаться в центре всего, чтобы увидеть вселенную такой, как она есть.

Но он не находил центра здесь, во вселенной Поля, где миллионы людей пряли серебряные нити слов и сплетали сеть Разговора.

Он стал улавливать отдельные нити, посвященные злобе дня, то есть прибытию на Новый Алюмит пилота по имени Данло ви Соли Рингесс. Нараинов, по-видимому, очень интересовала его жизнь – не стилизованная формальная жизнь одного из контактеров Поля, а реальная (или нереальная) жизнь человека, выросшего “эн гетик”, сидевшего у костров в пещерах, ездившего на коньках по ледяным улицам и водившего среди звезд алмазный корабль.

Долгое время, измеряемое моментами обмена информацией, Данло слушал, как нараины обсуждают его путешествие в поисках Таннахилла. Вскоре он осознал, что Изас Лель тоже это слушает. Затем трансцендентал обратился к нему – вернее, направил свои мысли в компьютеры Поля, чтобы те могли генерировать слова, слышные одному Данло: “Вы теперь знаменитость, пилот. Почти все на Новом Алюмйте знают вас по имени”.

“Правда?” “И очень многие хотят с вами поговорить. А вы хотите?” Данло помолчал, обдумывая, как будет говорить с нараинами. Для этого он, по совету Изаса Леля, должен был не просто открыть рот и позволить мыслям-словам излиться, как Божий глас из облаков – ему следовало послать свое “я” в информационные потоки Поля. Иными словами, ему предлагалось воплотиться в кибернетическую персону, в символическое существо, столь же реальное в Поле, как тиф, прыгнувший прямо из леса в полную людей комнату.

“Вам ведь уже случалось воспроизводиться прежде, верно?” “Да”.

“Почему бы вам не сделать того же теперь?” Данло, сидя на мягкой подушке в зале собраний, слышал у себя в уме бесчисленные голоса, слышал свое дыхание, стук своего сердца и улыбался, вспоминая этиологию глагола “воспроизводить”. Когда-то на Старой Земле это значило “представлять абстрактное понятие конкретными средствами”. Так скульптор, грезивший о Святой Деве, воплощал свое видение в статуэтке из слоновой кости или мраморной статуе. Поэт наподобие Нармады воплощал свой идеал космической любви в “Сонетах к солнцу”, которые пел перед сонмами своих галактических поклонников. Но со временем значение этого слова изменилось, вернее сказать – вывернулась наизнанку, как шкура, сброшенная скутарийским захидом. Теперь на большинстве языков Цивилизованных Миров, испытавших на себе влияние Вселенской Кибернетической Церкви, “воспроизводить” означало “представить конкретное явление материального мира как абстракцию, обладающую собственной реальностью”. У многих народов, особенно у нараинов, это значило представление реальных объектов как программы или модели в разных видах кибернетического пространства. Человек, находящийся в контакте с Полем, мог видеть фиолетово-зеленые джунгли Нового Алюмита в виде световой проекции или картины в красках. И сам человек тоже, со всеми оттенками гордости, любви и ненависти, составляющими картину его души, мог быть закодирован в виде компьютерной программы и действовать наряду с миллионами других персональных программ, находящихся в Поле. Для нараинов смысл и идеал воспроизведения заключался именно в этом. Что такое реальность, в конце концов?

Для них информационные потоки Поля и кибернетические модели конкретных людей были гораздо реальнее бурных рек Нового Алюмита или миллионов живых нараинов, лежащих одиноко в своих контактных комнатах. Новое современное значение слова “воспроизведение” здесь приобретало как нельзя более важный смысл. Воспроизвести себя в Поле значило появиться там в виде изображения, в виде модели, имеющей различные степени присутствия. Нараинские программисты насчитывали не меньше девяти основных степеней воспроизведения. (Невернесские цефики насчитывали семь, но они пользовались другой системой классификации, заимствованной у нейрологиков Самума.) На первой степени человек просто называл себя по имени и общался с другими при помощи слов, закодированных знаками алфавита. Затем шли голос, портрет и персонификация. Степень воспроизведения, по мнению программистов, была также степенью реальности. Полурастительное существование пиктограммы во многом отличалось от наэлектризованной анимации катехиса, не говоря уже о яркой, ослепительной реальности контакта с Трансцендентальными Единствами. Наивысшей степенью для любого Архитектора, в том числе и для нараина, являлось вневременное, непостижимое состояние преображения, когда человеческая личность помещается в информационное поле компьютера в виде чистой памяти. В недалеком будущем Данло предстояло стать первым человеком, вошедшим в эту область преображенных дущ и вернувшимся в реальный мир, чтобы рассказать об увиденном.

“Ну что, пилот, вы согласны на воспроизведение?” “Как скажете”.

“Начнем тогда с портрета? По-моему, это будет правильной степенью для общения с таким количеством людей”.

И Данло обратился к компьютерам Поля с официальной просьбой воспроизвести его портрет. Через несколько секунд изображение его лица – сильный лоб, отмеченный молниевидным шрамом, ястребиный нос, детская улыбка на полных губах, темно-синие глаза – должно было появиться перед всеми, кто желал с ним поговорить. Компьютерный портрет будет точной копией его реального лица. Он будет менять выражение так же, как живое лицо Данло в зале собраний, говорить синхронно с Данло, теми же словами, что исходят из живых горла и губ.

“Быть среди вас – большая честь для меня”.

Данло произнес первую же общепринятую формулу, которая пришла ему в голову, и смущенно улыбнулся, осознав, что его изображение и эти избитые слова предстанут одновременно перед многими тысячами людей. Мужчины и женщины в контактных комнатах по всему Новому Алюмиту увидят портрет Данло ви Соли Рингесса и спросят себя, зачем Орден послал к ним такого болвана.

“Это мы считаем честью знакомство с вами”.

В мысленном поле зрения Данло появилось лицо молодой женщины (или молодого человека) – нежное, гладкое, привычное к путешествиям по кибернетическому пространству. Изображение заговорило с Данло о Боге Эде и взрывающихся звездах Экстра, а также высказало пожелание поучаствовать в фацила-живописи и разделить с Данло жизнеландшафт. По существу, оно говорило от лица очень многих людей. Миллионы нараинов в Ивиюнире и сотнях других городов в этот момент воспроизводили себя в портретной степени, надеясь встретиться с Данло. Видеть его лицо, смелое и дикое, могли все, но говорить с ним мог одновременно лишь кто-то один.

Таковы ограничения портретной степени – и такова цена славы. Как бы ни желал Данло поговорить со всеми, кто желал поговорить с ним, простой здравый смысл подсказывал ему, что это невозможно. Мощные сортировочные программы Поля отбирали из миллионов желающих очень немногих, причем тех, чьи вопросы обещали быть умными. При условии хорошо написанной программы (а такими были почти все программы Поля) у всех нараинов, находящихся в контакте с Данло, должно было сложиться впечатление, что они говорят с ним напрямую.