Персики для месье кюре - Джоанн Харрис

Стараясь говорить как можно мягче и убедительней, я продолжил:

— Пожалуйста, Майя, послушай меня. Я не джинн, и я ничего плохого не сделал. Но меня действительно здесь заперли. И мне нужна твоя помощь.

Она показала мне язык.

— Вот как раз джинн так бы и сказал! Джинны только и делают, что лгут!

— Пожалуйста, поверь: я не лгу. — Я почувствовал, что говорю с несколько излишней настойчивостью, и постарался сбавить тон: — Прошу тебя, Майя, помоги мне. Неужели ты не хочешь мне помочь?

Майя с сомнением кивнула и протянула:

— Ну ладно.

Я глубоко, с облегчением вздохнул, понимая, что теперь мне надо тщательно обдумывать каждое слово. Конечно, я мог бы попросить Майю привести кого-то из ее родственников. Но пока я не выяснил, кто меня здесь запер, мысль, что придется объясняться с целой толпой maghrebins, уверенных в моей причастности к поджогу их школы, меня несколько пугала, если не сказать больше. И все же в Маро был человек, который непременно помог бы мне, если бы только мне удалось как-то с ним связаться.

И я, стараясь говорить как можно мягче и убедительней, спросил:

— Ты знаешь Вианн Роше?

Майя кивнула и сказала:

— Ну да, это мемти Розетт.

— Правильно, — подтвердил я. — Ступай отыщи Вианн и скажи ей, что я здесь. Скажи так: там, в подвале, сидит Рейно и ему нужна помощь.

Она помолчала — похоже, обдумывала мою просьбу, — потом спросила:

— Это тебя, что ли, так зовут?

— Да, меня. — О Боже, дай мне терпения! — Пожалуйста, иди скорей. Я здесь со вчерашнего дня сижу, и вода все время поднимается. А еще здесь полно крыс.

— Крыс? Вот круто!

Мне стало ясно, что эта девочка слишком много времени проводит в компании Жана-Филиппа Бонне. Я снова тяжко вздохнул. Дыши глубже, Франсис. Сосредоточься.

— Я подарю тебе все, что захочешь. Игрушки, сладости. Только поскорей отыщи Вианн и все ей расскажи.

Майя немного подумала и спросила:

— Все, что захочу? Это как три желания в «Алад-дине»?

— Да, все, что захочешь!

Девочка, похоже, снова погрузилась в тяжкие размышления. Затем, видимо придя к решению, вскочила и сказала:

— Ладно.

И передо мной вновь мелькнули ее розовые сапожки, а глаза мои обожгли слезы благодарности — а может, в них просто попала пыль.

— Мое первое желание — пусть мой джиддо опять будет здоров! — сказала Майя, глядя на меня сквозь решетку. — А два других я придумаю потом. Пока, джинни! Скоро увидимся.

— Нет, погоди! — воскликнул я. — Майя! Пожалуйста, послушай меня!

Но розовые, как жвачка, сапожки уже исчезли.

Я выругался про себя — и на латыни, и по-французски — и слез со своей пирамиды из упаковочных клетей на пол. И в ту самую минуту, когда я, стоя по колено в холодной, дурно пахнущей воде, решил, что вряд ли можно придумать положение хуже моего, за дверью послышались чьи-то шаги.

Я быстренько убрался подальше от клетей, поскольку в замке уже скрежетал ключ. На секунду у меня возникло желание наброситься на своих тюремщиков, ошеломить их и тут же выскочить за дверь, но потом я понял, что все это пустые фантазии, ибо меня в моем нынешнем состоянии и женщине ничего бы не стоило оттолкнуть от двери и сбросить с лестницы.

Дверь открылась. На пороге стояли трое мужчин. Карима Беншарки я узнал сразу — по силуэту. Двое других были совсем молодые, я догадался, что это ребята из спортзала. Оба держали в руках горящие факелы, а у Карима в руках была канистра. Я уловил запах бензина.

— Что вы за люди, вас же ничему научить невозможно, — сказал Карим.

И я понял, что по-прежнему нахожусь в чреве кита.

Четверг, 26 августа

— Возникло недоразумение, — сказал я. — Выпустите меня отсюда, и я все объясню.

Карим швырнул канистру на пол. Судя по звуку, она была пуста.

— Хорошо, месье кюре, тогда объясните: что это такое? Мы видели, как вы держали в руках эту канистру, когда шпионили за моей сестрой.

— Это вовсе не… — начал было я и умолк.

Я вспомнил Соню. Это наверняка ее канистра. Она выронила ее, когда, можно сказать, была мною поймана на месте преступления. Но ведь потом она исповедалась предо мною. Разве я мог рассказать о таком ее мужу?

— Я вовсе за ней не шпионил, — сказал я. Это была ложь; как ложь это и прозвучало. — Я просто хотел с ней поговорить.

— И поэтому прятались за деревом?

Я с ходу стал еще что-то выдумывать, но почти сразу понял, что у меня ничего не получается. Некоторые люди — прирожденные лжецы, но я, увы, не из их числа. И я попытался воспользоваться иной уловкой.

— Карим, вы позволите спросить вас кое о чем? — начал я. — Как долго, по-вашему, вам удастся держать меня взаперти? Лучше отпустите меня прямо сейчас, и я обещаю, что не стану предпринимать против вас никаких действий.

Оглядываясь назад, я понимаю, до чего нахально прозвучало в ту минуту подобное заявление. Один из молодых людей что-то сказал Кариму. Карим нетерпеливо ему ответил, и они быстро обменялись еще несколькими фразами на арабском языке.

Я начинал нервничать. Пришлось снова обратиться к Кариму:

— Послушайте, вы должны мне верить. Я никогда не пытался поджечь вашу школу. И никогда не нападал на вашу сестру. Напротив, я всегда старался помочь ей.

Карим стоял спиной к открытой двери, и на фоне светлого прямоугольника лицо его казалось абсолютно непроницаемым. Но я отчетливо ощущал исходившую от него враждебность — точно электростатическое поле. Он снова о чем-то заговорил со своими приятелями. Затем обратился ко мне:

— Что вы сделали с моей невесткой?

Этот вопрос застал меня врасплох.

— Как вы сказали?

— Что вы сделали с Алисой Маджуби? Где она? И почему неделю назад ее видели ночью в вашем об-ществе?

Я глубоко вздохнул, перевел дыхание и сказал:

— Алиса в полной безопасности. Но ко мне это происшествие не имеет ни малейшего отношения. Девочка сейчас живет у друзей. Так она сама захотела. Я к этому никакого касательства не имею.

Карим еле заметно кивнул.

— Ясно. Но мадам Клермон утверждает, что вас видели ночью у реки с некой молодой женщиной.

— Да ничего подобного… — начал я и осекся, чувствуя, как жалко это звучит. — Я наткнулся на нее совершенно случайно. Девочка попала в беду. А я ей помог. Вот и все.

— Точно так же, как помогли и моей сестре?