Персики для месье кюре - Джоанн Харрис

Я вспомнила, как Рейно с мрачным видом сражался у себя в саду с ежегодным нашествием одуванчиков, зеленые язычки которых торчали повсюду — на клумбах, на овощных грядках, на аккуратно подстриженной лужайке. Если он не вернется, сад за какой-то месяц весь зарастет. Одуванчики выйдут на марш, пересекут садовую дорожку и вторгнутся на лужайку, рассыпая полки своих парашютистов в сером, кипящем влагой воздухе. Лаванда паутиной оплетет садовую ограду и пробьется наружу сквозь щели в каменной кладке; плющ запустит свои щупальца в пространство меж расшатавшимися каменными плитами фундамента и поднимется по стенам. На клумбах воцарится анархия. Ряды георгинов рухнут, обвитые побегами ипомеи, и этот шустрый вьюнок вострубит победу в нежные раструбы своих цветов. Ну а потом сад начнут захватывать сорные травы.

Рейно, где же вы?

Я попыталась раскинуть карты. Но картина вырисовывалась такая же неопределенная, как и прежде. Снова выпал Рыцарь Кубков, затем восьмерка Кубков — отчаяние, разврат. Неужели Рыцарь Кубков — это действительно Рейно? Его лицо скрыто в тени и кажется слишком пьяным, так что наверняка утверждать невозможно. Карты — кстати сказать, весьма дешевые — уже все в пятнах от слишком частого использования. А вот и спутница Рыцаря, Королева Кубков, а между ними Любовники — Жозефина и Ру? — и Башня, разрушенная, обваливающаяся. Брошенный жребий. Разрушение. Перемена. Но кто управляет этими переменами?

Именно ты.

Четверг, 26 августа

Должно быть, я снова уснул, отец мой, потому что видел сны. Вижу я их нечасто — эту привычку я, похоже, утратил, — но на этот раз сны буквально кишели, как саранча, обгладывая меня до костей, высасывая досуха, и весь мир вокруг был полон шелеста их крыльев. Я проснулся совершенно измученный, чувствуя, как одеревенело все тело. Грудь болела по-прежнему, а изуродованная рука сильно распухла, и время от времени ее пронзала прямо-таки нестерпимая боль. Я не раз пожалел, что не прихватил с собой из дома какие-нибудь болеутоляющие таблетки.

Из дома… Господи, какой я был дурак! Вообразил, что смогу убежать от преследующих меня теней! Что смогу, как Вианн Роше, идти, куда подует ветер! Вот в чем моя главная ошибка, отец. Господи, дай мне возможность вернуть все на круги своя!

Маленький прямоугольник забранного решеткой окошка вновь посветлел и стал отчетливо виден. Значит, наступил день. Вода из прохудившейся канализационной трубы все это время продолжала стекать по стене, и теперь огромная лужа на полу почти достигла лестницы, ведущей к двери. Я прикончил остатки съестных припасов и, обдумав создавшееся положение, пришел к выводу, что в целом перспективы отнюдь не благополучны.

Должно быть, я провел в подвале не менее суток, но за это время туда никто так и не заглянул — ни для того, чтобы объяснить причину моего заточения, ни (и это, разумеется, было бы лучше всего) чтобы выпустить меня отсюда. Я надеялся, что днем тот, кто меня запер, все же струсит, а может, решит, что наказания уже достаточно, и позволит мне убраться восвояси. Но никто не пришел, и теперь моя прежняя оценка сложившейся ситуации стала казаться мне чрезмерно оптимистичной. Интересно, сколько еще меня намерены держать в этом подвале? И, главное, почему я здесь оказался? Кто решил стать моим судьей, кто намерен судить меня?

К грохоту беговой дорожки у меня над головой, похожему на ровное сердцебиение великана, время от времени присоединялись звуки еще каких-то тренажеров. Вот уж не предполагал, что в спортзале у Саида действительно активно тренируется столь большое количество людей! Нет, я, конечно, знал, что зал пользуется популярностью, просто не подозревал, как много представителей мужского населения Маро туда заходят — и, по всей вероятности, с самыми различными целями. Со временем я даже научился различать звуки: глухой стук беговой дорожки, поскрипывание гребного тренажера, постукивание педалей «велосипедов», кажущиеся очень близкими и вполне целенаправленными удары об пол поднимаемых тяжестей. В зале также явно играли в спортивные игры, мне был слышен топот множества ног по полу и приглушенные крики болельщиков, время от времени подбадривавших игроков. Чем они там занимаются? Просто поддерживают физическую форму? Или упражняются в боевых искусствах? Трудно сказать. Но, судя по шуму, в зале находится по крайней мере половина мужского населения Маро. И, увы, никто даже не подозревает, что я совсем рядом, в подвале.

Я снова попытался позвать на помощь. И, разумеется, никто меня не услышал. Во всяком случае, никто ко мне не пришел. Однако на полчаса всякая активность наверху прекратилась, и я догадался, что наступило время молитвы. Во время этого перерыва до меня стали доноситься совсем другие звуки: какое-то неприятное царапанье внутри стен. Крысы, догадался я. Они в этих подвалах просто кишат. Потом снова загрохотала беговая дорожка.

Я взобрался на груду клетей и выглянул наружу. Дождь на время прекратился. Но вид из окна был столь же безлик и безнадежен, как и вчера: какая-то кирпичная стена, груда мусора возле нее и одуванчики, проросшие меж камнями. Я приготовился снова крикнуть, позвать на помощь…

И тут увидел чье-то круглое любопытное личико: девочка смотрела на меня как бы вверх ногами, низко склонив голову между широко расставленными ногами в ярко-розовых резиновых сапожках и изумленно моргая темными, цвета кофе-эспрессо, глазами.

— Ты что, джинн? — спросила Майя.

Четверг, 26 августа

После беспокойной ночи, проведенной в каком-то полусне, я отправилась проверять, не вернулся ли Рейно. Оказалось, что я не одинока. Возле его дома я обнаружила Каро Клермон со свитой; Жолин и Бенедикта как раз проверяли заднюю дверь жилища. Вскоре стало ясно, что Каро воспринимает исчезновение кюре как нечто в высшей степени подозрительное, а может, и зловещее.

— Я полагаю, отцу Анри следовало бы немедленно проверить счета нашего прихода за последние несколько месяцев, — вещала она, когда я подошла. — Как бы то ни было, а дыма без огня не бывает! Особенно если учесть все последние события…

Каро метнула в мою сторону неодобрительный взгляд. Видимо, мое присутствие она также сочла событием необычным. Ее голубые глаза — они настолько бледного цвета, что кажутся припудренными, — медленно осматривали меня с головы до ног, точно посыпая толченым мелом.

— Разумеется, если Рейно неким образом замешан в истории с той девицей…

— С какой девицей? — спросила я.

Каро слегка усмехнулась — весьма натянуто, надо сказать — и небрежно бросила:

— Одной из тех, что живут в Маро. Луи Ашрон на прошлой неделе около полуночи видел у моста какую-то девушку. Судя по всему, maghrebine.

Я пожала плечами.

— Ну и что?

— Ну и то! Кто она? Луи говорит, что на ней был никаб.