Камрань, или Последний «Фокстрот» - Юрий Николаевич Крутских

Грибов и он, матрос Денисов — муд@ки, потому как, расхаживая вчера краны и маховики в трюме центрального поста, они не закрыли отливной кингстон, и если корабль сейчас утонет, то это будет целиком их вина. ГОН также добавил, что они, как вредители и враги народа, могут уже готовить тачки и сухари, а пароход с многообещающим названием «Колыма» ждёт их давно на третьем пирсе… Тут ГОН по-старчески закашлялся и ровно одиннадцать с половиной минут ругался матом.

Ваня проснулся в панике и в холодном поту. Плохо ещё соображая, что делает, полез с койки будить Грибова. Сползая со второго яруса, он снова наступил Павликову на голову. Окончательно придя в себя, Ваня изготовился было опять получать по морде, но Павликов не проснулся.

Уже найдя в темноте койку Грибова, Ваня вспомнил, что главный осушительный насос они вчера не запускали, а следовательно, не трогали и отливной кингстон. А если бы даже трогали и забыли закрыть, то есть другой, дублирующий кран, который не даст отсеку заполниться водой. Кроме того, на подводной лодке находится вахта, которая всю ночь бдит и для того, собственно, и существует, чтобы в отсутствие экипажа с кораблём ничего не произошло. Таким образом, ГОН с перепою просто «гнал», а тревога оказалась ложной.

В полумраке, при рассеянном свете Луны Ваня смотрел на безмятежно спящего Грибова. Он с ужасом представил себе, что могло бы произойти, разбуди он его сейчас и начни объяснять свои бредни. Заботливо поправив простыню и отогнав зудящего комара от лица любимого начальника, Ваня на цыпочках отошёл и тихо-тихо вскарабкался на свою койку. Пьяный сантехник ему больше не снился. На этот раз снились замполит, материалы двадцать седьмого съезда и июльского пленума КПСС, конспект работы М. С. Горбачёва «Перестройка и новое мы́шление», а в перерывах между ними снились — матрос Павликов с раздавленной всмятку головой и Тяпкин, нудно выговаривающий за то, что Ваня долго ходил за «покурить».

Утром на занятиях по специальности матрос Денисов порадовал Арнольда Кузьмича блестящими знаниями устройства корабля. Ваня без труда нарисовал принципиальные схемы основных его систем и бодро, без единой запинки оттараторил книжку «Боевой номер». Будучи смышленым и не лентяем, он в последующую неделю сдал все положенные зачёты и получил допуск к самостоятельному несению вахты. Нельзя сказать, что Ваню сразу же перестали шпынять, но отношение к нему изменилось.

Через неделю лодка ушла в море. И хотя жилищные условия там были невообразимо хуже, а жара невыносимее, жить Ивану Денисову стало намного легче.

Глава 44

Зловещие мертвецы, или Посмертные злоключения Кулькова

Под утро мне опять приснился Кульков. На этот раз он был ещё живой и явно не собирался умирать. Правда, он лежал на больничной койке подключённый к капельнице и к каким-то мудрёным приборам, но на щеках играл румянец и вид был вполне здоровый.

— Непорядок, — подумал я, — завтра хоронить, а он тут цветёт и пахнет… того и гляди оклемается. Старпом же сказал: если сбежит, меня закапывать будут…

Оказаться в могиле вместо Кулькова как-то не очень хотелось, поэтому я судорожно стал соображать, как надёжно, а главное — гарантированно лишить Кулькова жизни. Самым простым было треснуть чем-нибудь по голове и решить вопрос уже окончательно. Я огляделся в поисках подходящего предмета. Взгляд остановился на массивной стойке для капельниц. Подняв глаза, я обнаружил, что в держателе для лекарств была установлена бутылка водки «Столичная» горлышком вниз, и по трубке истекала Кулькову прямо в рот.

— Эге! Хорошо устроился! — проговорил я, почёсывая в недоумении затылок. И дальше, сардонически улыбаясь и потирая руки:

— Ну-ка, ручеёк-то тебе сейчас перекрою…

Я решительно передавил трубку капельницы и повыдёргивал из розеток все мудрёные приборы. В наступившей тишине мне показалось, что кто-то произнёс слово «муд@к».

— Стараешься тут для них, ночей не спишь… а никакой благодарности! — пробормотал я разочарованно и, чтобы не пропадало добро, в два глотка опорожнил бутылку. На душе сразу полегчало, а когда, похрипев и побившись в конвульсиях, Кульков благополучно отошёл в мир иной, стало совсем хорошо.

Тут как раз появился доктор Ломов. Шумно ввалившись в помещение всё в том же своём айболитовском колпаке и с блистающим фонендоскопом на шее, он заботливо справился о здоровье Кулькова и вскользь — о моём. Я честно доложил, что со здоровьем у моего подопечного всё в порядке — лежит спокойно, воинскую дисциплину не нарушает, не дышит и уже почти остыл. О своём здоровье не стал особо распространяться, потому что похвастаться было нечем. Доктор наш специализировался по хирургической части, поэтому если у человека всё было хорошо и нечего было отрезать, тут же терял к нему всякий интерес. Возможно, ещё на что-то надеясь, Ломов всё же потыкал в меня холодным фонендоскопом, заглянул в горло, с интересом выслушал протяжное «аа-а-а», постучал молоточком по коленям, разочарованно покачал головой и обиженно отвернулся. Не желая расстраивать доктора окончательно, я для порядка покашлял, посопел, похватался за сердце (не с той, кажется, стороны). Но это не помогло. Глянув было с надеждой, Ломов вздохнул, нахмурился и окончательно потерял ко мне интерес.

Повернувшись к койке, на которой лежал покойник, доктор заметно оживился: лицо подобрело, морщины разгладились. Нежно взяв Кулькова за руку, он проверил пульс, приподнял веки и, видимо, всем остался доволен. После чего он потребовал провести опись и предложил незамедлительно приступать к делу. Жадничать я не стал и в полном соответствии с комплектацией передал доктору всё, что у меня числилось по Кулькову. Строго по описи Ломов пересчитал и принял следующие материальные ценности: туловище, голову, одну руку, две ноги и трусы синие хлопчатобумажные б/у. За вторую руку, оторванную накануне по неосторожности, я заставил доктора отдельно расписаться в журнале приёма передачи тел.

Ломов, как всегда, куда-то спешил, поэтому времени зря не терял.

— А ну, подскочил! Чего разлёгся? Быстро пошли на вскрытие! — бесцеремонно ткнул он Кулькова в бок.

О строгости нашего доктора ходили легенды, бойцы его боялись и слушались, будучи даже мёртвыми. Вот и сейчас, не обращая внимания на причитания, что он вообще-то умер и теперь имеет полное право… и что если кому надо, то пусть везут на каталке…, доктор живо, одним движением отделил туловище от лежанки и коленом под зад придал начальное ускорение. Бормоча, поругиваясь под нос, Кульков обречённо поковылял к выходу. Единственной оставшейся рукой он бережно прижимал к груди свою оторванную конечность.

Спровадив всех, я окончательно успокоился. Устроившись поудобнее на кровати, на которой мгновение назад покоилось