Камрань, или Последний «Фокстрот» - Юрий Николаевич Крутских

форменной душегубкой и добровольно из седьмого туда никто переходить бы не стал.

Можно было ложиться спать и не забивать себе голову мыслями, почему это полторашник Юшкин решил так услужить обычному «карасю». Будь вместо Вити Юшкина кто-то другой, я, может, так и поступил бы, но в данном случае следовало разобраться. Юшкин числился моим торпедистом, я за него отвечал, потому и находиться матрос должен был не чёрт знает где, а тут же, на боевом посту, у меня под боком!

Озабоченный, я проследовал в шестой отсек. Кроме очумелого от жары вахтенного и нескольких истекающих последними каплями пота «карасей» я тут никого не обнаружил. Не было и матроса Юшкина. Койка, которую ему великодушно уступил Гнатюк, была пуста. На смятой простыне лежала Витина синяя пилотка, а из-под подушки торчали его же синие носки. В гальюне, куда я заглянул, матроса Юшкина тоже не оказалось. Предчувствуя недоброе, я поспешил в первый отсек. Других помещений, где мог находиться пропавший матрос, на подводной лодке не существовало: во втором и четвёртом матросу негде было притулиться, в пятом, дизельном, не выживали даже тараканы, и я собственными глазами видел, как однажды крысу хватил там тепловой удар.

Подводная лодка — это не авианосец, где пропавшего матроса можно искать годами, потому вариантов оставалось немного. В центральном посту я заглянул в гальюн и в рубку торпедного электрика. Во втором отсеке для очистки совести зашёл в кают-компанию и в умывальник, заглянул под раковину и поковырялся в мусорном бачке. Безрезультатно! Беспокойство усиливалось. С замиранием сердца и нехорошими предчувствиями я вступил в первый отсек.

В нос шибанул густой тяжёлый дух. Воздух был настолько насыщен запахами пота и всяческих испарений, что сразу стали слезиться глаза и запершило в горле. Бритые головы, голые торсы, раскинутые конечности моряков виднелись повсюду вперемешку с полосатыми матрасами, мятыми подушками и скомканными простынями. Самые блатные места — на торпедах верхнего стеллажа — были заняты «годками», на нижних ярусах ютились те, кто рангом пониже, «карасям» оставалось всё остальное. Этого остального было не так много, потому они лежали внавалку, прямо на среднем проходе.

Едва перевалившись через комингс, я сразу наступил на что-то мягкое. Существо охнуло, выругалось, но тут же сладко засопело опять. Сделав шаг, я опять наступил на кого-то, потом ещё… и ещё… В полумраке трудно было разобрать, куда ставить ногу, и, как я ни старался, обязательно на кого-то наступал. Никто, кстати, так и не проснулся. Привыкли, видимо, уже…

Сбывались нехорошие предчувствия — Юшкина в этой куче тел я не обнаружил.

Постояв с минуту в недоумении, почесав затылок, я на карачках пролез под пайолами в обратном направлении и спустился в неглубокий трюм первого отсека, где находилась носовая помпа. К моему удивлению, даже эта сырая яма оказалась обитаема: двое «карасей» ютились там, изогнувшись шлангами меж кранов и задвижек. Как вы уже можете предполагать, Юшкина здесь тоже не оказалось.

Больше искать было негде…

Глава 47

Могут ли у мужиков сдавать нервы?

Известно, что морская служба — не сахар. Делают её таковой различные неблагоприятные факторы. Классический их набор подразумевает шторма, бури, авралы, тревоги, бессонные ночи и прочие подстерегающие моряков испытания и опасности. Некоторые из них звучат не столь романтично — например, качка и морская болезнь, часто влекущие за собой и некие малоэстетичные последствия: обычно на первом выходе в море молодое пополнение заблёвывает вокруг себя всё в радиусе около двух метров. Подобное случается даже на подводной лодке, особенно дизельной, которая хоть и подводная, но бо́льшую часть времени находится всё же на поверхности, и мотает её там на волнах, как куклу-неваляшку. Существует ещё масса факторов, никак не способствующих романтико-героической экзальтации, как то жара, холод, протухший воздух и вонючие, пропахшие соляркой и по́том, источающие букет различных миазмов сослуживцы. Сюда же можно отнести и долбое@изм вышестоящего командования, уверенного, что главное в военной службе — это тяготы и лишения, а задача хорошего начальника — эти тяготы и лишения обеспечить в полном объёме всеми возможными способами. Отсюда проистекает и ярко выраженная сексуальная озабоченность этого самого командования в отношении подчинённых (в переносном, разумеется, смысле), и многомесячное половое воздержание (в самом прямом). Если всё это усугубить ещё и ужасающей теснотой, когда месяцами люди сидят друг у друга буквально на головах, и бытовыми неудобствами, то картина получается мало того что не романтическая, но и совсем неприглядная. Тут-то кое у кого и начинают сдавать нервы…

Да, на флоте порой приходится нелегко, и вряд ли кого этим можно удивить. Скажу откровенно: подобные испытания проверяют на прочность не столько тело, сколько дух. Потому и служба на военном флоте — сугубо мужское дело. Со всей ответственностью заявляю, что именно способность противостоять нагрузкам психическим отличает настоящего мужчину от прочих. Эмоции и импульсивность — это уже чисто женское…

Замечу к слову, что мужик — не тот, у кого ноги и грудь волосатые, как у самца гамадрила, а челюсть — квадратная, как у Шварценеггера. И даже не тот, у кого цепура на шее в палец толщиной, а харя — широкая, как радиатор крузака. Нет, настоящего мужчину определяет не внешность, не стильная атрибуция на туловище, а некий внутренний стержень и только ему присущие эксклюзивные качества: холодный ум, надёжность и выдержка. Настоящий мужчина — это тот, кто умеет терпеть, кто способен держать себя в руках и адекватно действовать в любых самых неблагоприятных обстоятельствах. Кто не теряет рассудок, кто может согнуться, но никогда не сломается. Тот, кто не истерит, не хамит, стойко переносит любой моральный пресс, кто не срывается, не сучит ножками и не кидается бездумно в драку. Горячие восточные парни и необузданные мачо, вспыхивающие по поводу и без, хватающиеся чуть что за ножик, — это по сути истеричные бабы. Мужик всегда думает о последствиях каждого своего шага и никогда не наломает дров, отдавшись на волю эмоций.

С прискорбием должен констатировать, что далеко не все представители славного отряда гомо сапиенс, имеющие яйца (пусть даже и железные) и прочие первичные половые признаки, могут похвастаться высоким званием Мужик. Как ни крути, а значительная часть соответствует этому образу только внешне.

С ещё бо́льшим прискорбием констатирую, что в армии и на флоте (и даже в их элите — подводных силах) количество Мужиков никогда не составляло сто процентов. Всегда находилась какая-то часть, искусно маскирующаяся под представителей сильного пола. Во времена суровых испытаний именно у этих существ начинали сдавать