Гобелен с пастушкой Катей. Книга 3. Критский бык - Наталия Новохатская

Павел Петрович попросил снисхождения у собравшихся и покинул кабинет вместе с гостем. Я поняла, что они желали обсудить свои дела и обеспечить сундуку мертвеца должную охрану из бронированных автомобилей. Увы, прошли те упоительные часы, когда я бегала с ним по городу и не знала, куда приткнуть! А мы вчетвером остались вариться в собственном соку до скорого обещанного ланча.

– И сколько это будет в позитивном случае? – спросила я Нину, как-то раньше не приходило в голову выяснить, на что я сменяла сундук мертвеца с миллиардами.

– Не слишком, особенно в первое время, – пояснила Нина. – Костя брал себе очень немного, всё шло в фирму. Однако, если доходы возрастут, то может быть больше. Пока около десяти штук в год, это надо будет прояснить у Славы, он разбирается.

– Ну, прелестное дитя, ты действительно превзошла себя, – отозвался на информацию Валентин. – Наш общий друг оказался прав, ты сменяла пять десятков миллионов на неверные десять штук. Прими мои поздравления.

– Так она их отдала? – наконец доехал Аркаша.

– О чём и речь, – развязно заявил Валька. – Девушки сработали на пару, отыскали и вернули, две юные пионерки среднего возраста. И ведь было бы за что!

– Как вы думаете Нина, будет ли… – начала я.

– Не будет, – подтвердила Нина, но продолжила сама. – Я так поняла, что джентльмены поделили бы по другому? Ну, когда у них появится такая возможность, то мы будем рады перенять замечательный опыт. Пока нам несут ланч, контора постаралась.

Джентльмены промолчали, а я позавидовала белой завистью. Так элегантно отбрить я не умела и вряд ли выучусь, нужно нечеловеческое хладнокровие и уверенность в себе, превосходящая мыслимые пределы.

– Ну, раз все проиграно и потеряно, разъясни, дитятко, дяде Аркаше, как ты от него улизнула, а то спать ночей не будет, станет грезить разведками и вертолётами, – Валька решил переключить раздражение на безопасный предмет, конкретно на подполковника Ярнатовского.

– Мне он померещился во тьме, и я ушла через соседкино окно в переулок, – небрежно доложила я. – Её мальчишки каждый день так прыгают, они помогли. Можно это считать профессиональной помощью?

– Откуда взялась сумка? – не унимался Валька.

– Люда Мизинцева попросила, хотела, чтобы я отнесла на экспертизу. Дед умер, а сумку ей отдал, – я вошла в не совсем добросовестное объяснение, но не надолго. – Она подумала, что мне будет интересно, мы ее озадачили.

– А ты не знала, что он тот самый Гончарик? – в голосе Валентина изумление мешалось с ужасом.

– Конечно нет, откуда мне было знать? – я даже обиделась. – Они рядышком жили, дверь в дверь, и когда за дедом приехала «скорая», то Людмила…

Однако досказать самую затейливую часть мне не дали. В дверях возник Паша. Пока он двигался к столу, Аркаша вступил в беседу со свои соображением.

– Я хотел бы прояснить кардинальный вопрос, который никак не доходит до сознания собравшихся, – с маниакальным терпением заявил Аркаша, обращаясь в основном к Павлу Петровичу. – Я понимаю, что могу задеть тонкие чувства, но хотел бы знать правду. На кого в самом деле работает Екатерина Дмитриевна? Я знаю её недолго и недостаточно, но мой профессиональный опыт говорит за то, что здесь замешана третья сторона, какие бы жесты ни делались и какие бы объяснения не предлагались. Я прошу вашего позволения это выяснить. Кто ею руководит?

– Кто-кто, конь в пальто, – Валька, по всей видимости, получал извращенное наслаждение, срывая обиду на учёном коллеге. – Четыре разведки одновременно и вся мафия СНГ, никак не менее того, господин Ярнатовский. Если бы вам удалось узнать прелестную Екатерину Дмитриевну чуть поближе, то вы не полоскали бы обществу мозги и не выставляли себя на посмешище. Специально для вашего сведения, совершенно секретно – прелестное дитя Катюша вообще не работает. Она всегда и везде забавляется. А кто ею руководит, то печатных выражений явно не достанет, но я сообщу отдельно, на ушко. Кстати, я имел честь предупредить, а вы пропустили мимо ушей, впрочем, как и всё остальное.

– Я бы не хотел, чтобы возникли неприятные чувства обиды и разочарования, – вступил в поток обличений друг Паша. – У каждого своя методика ведения дел, и если в данном случае Катрин преуспела за счет женских качеств, таких, как интуиция и эмоциональная контактность, то я не вижу повода для нареканий. К тому же, если милая Катрин делает работу не в угрюмой сосредоточенности, а с удовольствием, то ей можно позавидовать. Главное – результат, тут Катрин оставила нас далеко за бортом, не в обиду никому будь сказано. Я предлагаю оставить прения и отдать должное превосходной пище. Прошу вас, дамы и господа.

– Спасибо, я не голоден, разрешите откланяться, – сказал мой бедный компаньон и встал из-за стола.

– Извините, я должен идти, – синхронно заявил Аркаша.

Когда джентльмены удалились, каждый со своею скорбью, я взялась за мельхиоровую вилку, но не удержалась.

– Паша, не сочти за труд, надо присмотреть за шефом, не хватил бы его удар, он мне не нравится, – сообщила я.

– Никто бы ничего не потерял, – заверил Паша. – Но если ты просишь, то я сейчас распоряжусь.

Еда, действительно, оказалась превосходной, но в горло не шла, стыдно было пировать, когда оба бывшие соратника покинули трапезу в неутолимом горе. Бог с ним, с Аркашей Ярнатовским, отставного подполковника явно поддерживала мысль, что злые силы руководящие мной, себя проявят, а он окажется прав идейно и исторически.

Но бедный Отче Валентин, я понимала, как горька и неизбывна его печаль! Ведь «счастье было так возможно, так близко, но судьба моя…», нет, пожалуй, его, «уж решена, неосторожно, быть может, поступила я!» Да, я поступила с бывшим другом без острожности и без милосердия сверх, его предательство никого извинить не может. Он отправил меня в опасный вояж на Крит почти без предупреждения и с задней мыслью, я в ответ вышвырнула его из дела, сама пожала богатые плоды идиотского везения и пригласила бедного друга Валю полюбоваться. И поступила так оттого, что он спьяну задел моё самолюбие по женской части, заявил, что «для бедной Тани (то бишь Кати) все были жребии равны», а именно, гадко попрекнул меня неразборчивостью в связях.

Жалость поедала меня поедом, ланч доелся через пень колоду, как собеседница я оказалась для общества потерянной. Сидела над пищей и представляла, как Валька, закусив рот, вертит баранку, и машина несётся в неопределенном направлении по прокаленной солнцем и пропахшей бензином столице. Куда-то его занесёт?!?

Собеседники и сотрапезники отчасти поняли, что мое присутствие за столом и в беседе носит формальный характер, особо не теребили, лишь возносили похвалы моей предприимчивости и курили фимиам, но в меру. Однако не в коня шёл корм. Никому, кроме Вальки, не хотелось рассказывать, как в наитиях и дедукциях дурь мешалась с озарениями, как нелепо и смешно происходили главные открытия, и какое дурацкое удовольствие я получала от своих необдуманных действий. Сотрапезники бы похвалили и подивились, но посмеяться вместе со мной, подыграть и подразнить – держи карман шире!