Три родинки на левой щеке. Часть III. Перешеек - Таня Рысевич

она даже описать происшедшее достойно не может. Рассказ Рысь закончила невнятно, рыдая на плече сестры. Белка гладила её по голове, прижимала к себе — почти как мама.

— Рысёнок… — Белка осеклась. Даже она не нашла, что сказать. Или, может, Рысь не услышала за рыданиями.

Ей даже не было стыдно за эту слабость. В голове вообще мыслей не было. Она просто плакала, сжимая сестру в объятьях. И казалось, будто камень, висящий на плечах, становился чуточку легче.

Глава 32

Быль и небыль

«Попрощайтесь с морем», — сказал Дон сегодня утром. Похоже, он был прав. Весь день они шли немного в гору, а потом Тракт нырнул за какой-то холм и море скрылось из виду. Позади остались можжевельники и ставшие неизбежным злом заросли держи-дерева, и теперь вокруг был самый настоящий лес. Пусть среди него всё ещё попадались скалы и отроги, но это был лес. Он казался Искре каким-то волшебным. Узловатые дубы и грабы, стволы которых казались серебристыми, шуршащая под ногами листва… Теперь можно было меньше идти по Тракту и от этого было как-то спокойнее.

Ночь выдалась ясная и неожиданно холодная. Для лагеря нашлась отличная ложбинка, будто бы укрытая куполом деревьев. Костёр сегодня был особенно ярким. И для тепла, и для того, чтобы чуть менее гадостно было на душе. Люди тесным молчаливым кругом жались к огню. Даже Белка как-то поддалась общему настроению и сегодня была гораздо спокойнее, чем вчера. Корон без постоянной трескотни Белки тоже погрузился обратно в бездну полного безразличия к окружающей действительности.

— Ты должен дышать, — голос Белки разорвал гнетущую тишину.

Эта фраза была обращена к Корону и сказана она была до того значительно, что он услышал, хотя за вечер проигнорировал уже несколько десятков адресованных ему замечаний. Корон медленно моргнул и посмотрел на Белку.

— Я дышу, — после долгой паузы ответил он.

— Ты неправильно дышишь, — заявила Белка.

Она взяла его за руку и заставила встать. Потянула прочь из круга. Корон двигался неровно, как деревянная кукла. Белка встала позади него. Положила руку на макушку, второй ладонью нажимая то на плечо, то на спину, то на крестец. В каждом положении она замирала на десяток вдохов-выдохов. Постепенно безразличие на лице Корона уступило место задумчивости. Он покорно поднимал и опускал руки, наклонялся туда, куда направляла его Белка. Это было похоже на какой-то странный, медленный танец, в котором движения были лишь переходом из одной позиции к другой. Наконец, Белка отступила.

— Ты понял, о чём я, — сказала она абсолютно непререкаемым тоном.

Корон кивнул. Он выглядел так, будто его только что разбудили. Задумчиво покачался с ноги на ногу, остановился, поднял голову голову и посмотрел вверх. Искра тоже задрала голову, но не увидела ничего необычного — сквозь кроны деревьев можно было разглядеть некоторые яркие звёзды — остальные терялись за светом костра, низко над горизонтом висела половинка стареющей луны.

Белка проследила за взглядом Корона, резко вскинула голову и завыла. Это случилось так внезапно, что многие вздрогнули. Девочка выла самозабвенно и натуралистично, с животными ворчаниями на исходе звука. Корон посмотрел на неё, его губы дрогнули в улыбке, и он тоже завыл — коротко, тихо, то и дело срываясь.

К ним присоединилось ещё несколько голосов. Хор получился нелепый и неровный, но Искра тоже поддалась этому порыву. Как-то действительно становилось легче. Будто они пожаловались небу о своих горестях и получили утешение.

Вдали послышался ответный вой, и все испуганно стихли.

— Это шакалы, — успокоила Белка, прислушавшись, — они нас не тронут.

— Развылись тут, — проворчал Дон, хотя минуту назад выл с рычанием, составляя Белке конкуренцию. — Может, всё же, найдём себе развлечения потише? — он покосился на Лину, видимо, вспоминая, чем закончилась предыдущая попытка развлечься и осторожно предложил. — Может, сказки?

Идею приняли и, так как, Корон при слове «сказки» уставился на Рысь, начала она.

Девочка выпрямилась, вдохнула и выдохнула, «оставляя суету позади» и начала рассказ.

В иное время шёл по дороге Путник.

И повстречался Путнику Бродящий. И спросил Бродящий Путника: «скажи мне, Путник, куда держишь ты путь свой?».

Ничего не ответил Путник Бродящему, ибо знал, что тот не ведает цели своей. И пути их разошлись.

В иное время повстречал Путник Крадущегося. И спросил Крадущийся Путника: «Скажи мне, Путник, откуда держишь ты путь и где селение твоё?».

Ничего не ответил Путник Крадущемуся, ибо знал, что тот, хоть и ведает цель, но не открывает её людям. И пути их разошлись.

В иное время встретил Путник Идущего. И спросил Идущий Путника: «Скажи мне, Путник, куда держишь путь свой и где селение твоё?».

И рассказал Путник Идущему о своём пути. И Идущий рассказал Путнику о пути своём. Ибо каждый знал свой путь и не имел в нём зла.

И разошлись их пути, оставшись связанными навеки.

Конец сказки утонул в тишине. Как всегда, никто не знал, что сказать, чтобы не обидеть Рысь.

— Эх, сестрёнка, неужто кому-то интересно это старьё времён детства Белой Росомахи? — усмехнулась Белка. Она подобных опасений явно не испытывала. — Оно только для её поучений и годится.

Рысь так и взвилась, схватила своё копьё и направила его прямо в грудь сестре.

— Никогда. Не говори. Так. О Белой. Росомахе, — жёстко отчеканила она.

Белка, ничуть не смутившись, перехватила копьё и наклонилась вперёд, направив остриё себе в горло.

— Никогда не бери в руки копьё, если не собираешься его использовать, — твёрдость и мягкость в её тоне сплетались совершенно восхитительным образом. Она смотрела в глаза сестре с совершенно Рысиным выражением упрямства — но в доброй его форме.

Рысь сдалась первой. Она выпустила древко. Белка тут же притянула копьё к себе и отбросила его куда-то в темноту. Потом с улыбкой посмотрела куда-то наверх, прикрыв глаза — и тут же начала рассказывать свою сказку.

Однажды жила в горах девушка по имени Быстрая Лебедь. Нрава она была стремительного и неукротимого, да сердца доброго. Видеть мир могла как никто другой в деревне, а лицом и телом была хороша.

На отшибе деревни в то же время жил парень именем Чёрный Дым. Он был добрым охотником, но уж больно упрям был его нрав. И пусть он не отвергал советов мудрых, да поступал всегда по-своему.

Во время праздника, когда Лебедь получила свою четвёртую бусину, так споро летала она по Тропе, что никто не смог не заметить этого. И Чёрный Дым заметил девушку и стало ему грустно от того, что столько лет он не замечал её.

— Позволь мне называть тебя другом, — попросил