Странствие Кукши за тридевять морей - Юрий Вронский

Подходя к воротам города, жницы запевают песню, в которой извещают о себе и убеждают князя не скупиться на угощение. Заслышав их голоса, князь Оскольд и его княгини Потвора и Красава выходят во двор и встречают жниц перед гридницей, кланяются Ваде в пояс и подносят ей хлеб-соль, а от нее принимают обряженный дожиночный сноп. Ваду, как самую почетную гостью, усаживают в покутье, а дожиночный сноп ставят рядом с зажиночным, с тем, который никак не давался Оскольду. Прочие же гостьи садятся за столы.

Над очагом в большом котле булькает мясное варево. Это варится мясо козла, которого по обычаю только что закололи в житнице в честь окончания жатвы. Кровь его бережно собрана в чашу. Когда жницы рассаживаются за столами, старшая княгиня Потвора берет чашу и, макая в нее крыло черного петуха, окропляет всех козлиной кровью. После этого Потвора и Красава садятся по правую и по левую руку от Оскольда и пир начинается.

Обе княгини, несомненно, хороши собой. Но, если понаблюдать за ними, скоро поймешь, что Потвора – женщина ежовитая[161], такой палец в рот не клади: по локоть откусит. Когда она взглядывает на Ваду, взгляд ее прозрачных глаз не сулит ничего доброго. Красава, напротив, само добродушие.

По окончании пиршества, на котором, как и положено, всего было вдоволь – и броженого меда, и пива, и кваса, и пирогов, и прочих яств, – все высыпают на луг за пределы города и начинается веселье – песни, пляски и ухаживанье парней за девушками.

Корчаги и жбаны вытаскивают туда же и ставят на траву, откуда-то являются гусляры, волынщики, гудошники[162], рожечники, и веселье разгорается, как груда сухого хвороста. В кругу пляшущих уже полно хмельных парней, здесь перемешались и дружинники и смерды.

То тут, то там мелькает ржаной венок, украшенный волошками, сегодня Вада самая важная, все славят ее, все хотят с ней плясать, и она пляшет со всеми, но ищет глазами Кукшу. Вот наконец и он. С этого мгновенья они стараются не расставаться, но их то и дело разлучают пляски-игры, в которых по правилам парни меняются девушками. Тем слаще снова взяться за руки, когда это удается, и плясать вместе.

Дождавшись первой звезды, жницы ведут Ваду к князю Оскольду. Вада снимает с головы венок, окунает его в заранее приготовленный ушат и надевает на Оскольда, вода течет по его лицу, а жницы со всем хмельным многоголосием обрушивают на нее просьбу:

Все возвращаются к веселью, которое продолжается уже при смоляных светочах. И долго оно еще длится – даже после того, как в жбанах и корчагах иссякает хмельное питье. Но и само веселье начинает уставать. Пляшущих становится меньше, парни и девушки все чаще отдыхают и все больше разговаривают, иные вдруг, взявшись за руки, куда-то уходят.

Вада и Кукша пляшут теперь только друг с другом, правило плясать всех со всеми уже не действует. Надо сказать, что Кукша охотно присоединился бы к сидящим на траве, – недаром он побывал под туром. Но ему стыдно перед неутомимой Вадой. А Вада говорит:

– Видал, как Оскольд на тебя смотрит? Это потому что мы с тобой все время вместе!

Но Кукша не заметил, чтобы Оскольд смотрел на него как-то особенно – взор Оскольдов неизменно приветлив, как и положено взору радушного хозяина веселья, а может быть, даже приветливее. Неожиданно Вада хватает Кукшу за руку и утаскивает за пределы освещенного круга. Они бегут прочь, вдруг Вада выпускает его руку и садится на траву.

– Ноженьки мои меня больше не держат! – говорит она. – Садись рядом!

Они долго сидят молча, обхватив колени. На дворе месяц серпень[164], небо густо усыпано крупными звездами, время от времени некоторые из них скатываются по небосводу и пропадают. Каждый раз, когда рождается человек, Сварог зажигает на небе новую звезду, а когда человек умирает, звезда срывается со своего места, падает и догорает уже на лету. Такую звезду называют «падучая».

– Загадай желание! – говорит Вада. – И я загадаю.

Кукша изо всех сил старается успеть, пока очередная звезда не погасла, загадать, чтобы ему не надо было ничего решать, чтобы в его жизни все решилось само собой, но у него никак не получается. Звезды срываются с неба всегда неожиданно и гаснут слишком быстро.

– Тебе удалось загадать? – спрашивает он наконец.

– Да, – отвечает Вада.

– А я никак не успеваю, – огорченно говорит он. – Что ты загадала?

– Чудной! Если я скажу, желание не сбудется!

Снова Кукша пытается загадать желание, и тут уж не до разговоров. Но звезды почему-то каждый раз срываются с неба не в том месте, на которое смотришь, и сгорают прежде, чем успеваешь опомниться.

– Оскольд все равно тебя убьет, – прерывает молчание Вада, – он тебя ненавидит. Потому что я люблю тебя, а не его. Одному из вас не жить. Выбирай сам, кому.

– Зачем же он меня гривной дарил? – помолчав, спрашивает Кукша.

– Смешной! Как же Оскольд мог не отблагодарить того, кто спас ему жизнь? Кем бы он был в глазах людей? Любой князь должен помнить о таких вещах. А убьет он тебя тайно, никто и знать не будет. Как моего отца. Не сам, понятно, – прихвостни его.

Кукша молчит. Вада не знает, что Оскольд навязывал ему богатства, предлагал породниться… Но, может быть, Оскольдовым словам та же цена, что и Харальдовым? Тот ведь тоже сулил ему одну из своих сестер…

Всяк знает, что молвы никто нарочно не переносит, она сама собой разносится по земле. Прислушивайся к людской многоголосице и будешь знать все самое важное. Разбросанный по горам Киев облетает очередная весть: приплыли с товаром словеньские торговые люди с Ильмень-озера.

Шульга, не откладывая, отправляется на Подол, на Торг. Его, само собой разумеется, сопровождают и Кукша с Вадой. Видно, что Шульга волнуется: оно и понятно, давно уже ему не доводилось встречаться с земляками, – с теми, которые, в отличие от него, продолжают жить на родине.

Подол не под боком у Печерьска. Шульга, Кукша и Вада пересекают возвышенности, покрытые жесткой сухой травой, спускаются в зеленые, буйно заросшие овраги, вновь выбираются из них. И вот перед ними расстилается огромная низина. Это и есть Подол. За ним сверкает невеликая река Почайна, а дальше, за долгим луговым островом, и сам батюшка Днепр.