Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович

в послевоенное восстановление польской столицы. Вскоре после объявления о строительстве небоскреба в польские газеты стали поступать открытые письма от различных групп граждан, выражавших благодарность за этот подарок в ритуально-подобострастной манере. Например, газета Żołnierz Wolności («Солдат Свободы») опубликовала письмо участников IV Польской ассамблеи строителей, адресованное советскому правительству. Там были такие слова: «Нас, строителей, особенно обрадовало полученное сегодня известие, что наши советские товарищи придут к нам, чтобы не только затратить на восстановление Варшавы свой труд и большие материальные средства, но, что особенно для нас ценно, научат нас на конкретном примере строительства применению всех замечательных достижений, каких добилось при возведении высотных московских зданий советское строительство – самое передовое мирное строительство в мире»[890]. Вершиной упомянутых «замечательных достижений» были, конечно же, московские высотные здания.

Между тем в Москве работа над проектом нового варшавского небоскреба велась с начала 1951 года. Постановление Совета Министров, принятое в октябре 1951 года, придало этому проекту официальный статус и определило приблизительную высоту и прочие технические параметры будущего здания[891]. А к февралю 1952 года, еще до подписания советско-польского соглашения, команда архитекторов уже выполнила чертежи варшавского дворца. Работала эта команда под началом Льва Руднева – главного архитектора высотного здания МГУ. Руднев считал, что варшавский небоскреб, как и его московские предтечи, должен объединить в своем облике новейшие технические достижения (вроде стального каркаса) с внешними элементами, отражающими традиции национальной – в данном случае польской – культуры.

Подобно тому, как подразумевалось, что облик московских небоскребов имеет глубинную связь с русским архитектурным наследием, в задуманном для Варшавы дворце – в его нарядных фасадах и во всех интерьерах – должны были отражаться польские народные формы. В 1951 году Руднев совершил путешествие по польским городам в поисках вдохновения. Он полюбовался ходом реставрационных работ в Кракове и в Старом городе Варшавы. Особенно впечатлила Руднева польская традиция художественной ковки, и элементы с использованием этой техники он включил в отделку нового варшавского дворца[892]. Сталинский монументализм оказался весьма удобным инструментом: с его помощью шаблон советского небоскреба легко было подогнать под различные местные вкусы. В частности, владение языком классической архитектуры позволяло зодчим проявлять гибкость и выдавать имперские градостроительные проекты за порождения местных национальных традиций.

Варшавский небоскреб, называвшийся поначалу Дворцом культуры и науки имени Иосифа Сталина, официально открылся в июле 1955 года (илл. 8.4). Чтобы скрепить еще прочнее связь между небоскребами и коммунизмом, церемонию открытия здания провели накануне годовщины образования Польской Народной Республики[893]. Дворец с конференц-залом на 3 500 мест, научно-исследовательским институтом, кинотеатром и концертным залом, а также плавательным бассейном, баскетбольным и волейбольным кортами был торжественно передан польскому государству 21 июля 1955 года. Вместе с ним советское государство подарило Польше и Дружбу – построенный неподалеку рабочий поселок (83 корпуса общежитий и 83 односемейных домика), где жили советские рабочие, пока строили варшавский небоскреб[894]. Выступая на церемонии открытия, председатель Совета Министров Польши поблагодарил строителей Дворца культуры и науки за «прекрасный и благородный дар» польскому народу[895].

Илл. 8.4. Дворец культуры и науки в Варшаве. 1955 г. Собрание ГЦМСИР

Таким образом, Варшаву ожидала та же головоломка, что и Москву: сооружения, только что появившиеся на городском горизонте и, в сущности, весьма полезные, чуть ли не сразу после сдачи в эксплуатацию были объявлены монстрами, которые «не выдержали испытания временем». И в Москве, и в Варшаве сталинские небоскребы оказались не просто памятниками.

Варшавский дворец представлял собой гибкий, многофункциональный комплекс, и в дальнейшем он много лет верой и правдой служил жителям польской столицы. Как показывает Михал Муравский в своей работе, посвященной этому зданию, Дворец культуры и науки оставался в Варшаве центром притяжения и в постсоциалистические годы[896]. Было подсчитано, что к 1958 году, за три года работы, Дворец принял уже 20 миллионов посетителей. Популярность этого комплекса отчасти объяснялась его колоссальными площадками и разнообразием функций: как отмечает Муравский, это здание оказалось единственным в Варшаве местом, которое идеально подошло группе Rolling Stones, когда в 1967 году музыканты дали первый и единственный концерт в коммунистической Восточной Европе.

Хрущев ошибся, предсказав в 1956 году, что, когда «наш народ разбогатеет и поумнеет», то совсем откажется от использования небоскребов. Как пишет Карл Шлегель, «если бы архитекторы этих зданий руководствовались исключительно идеологией, а не практическими соображениями – стремлением создать просторные и великолепные интерьеры, – иными словами, если бы никто не думал о пользе, которую должны приносить эти здания, сейчас они бы уже превратились в руины или, как сказал мне кто-то в гостинице „Ленинградская“, в „памятники архитектуры“. Но этого не произошло»[897]. Не менее характерной чертой сталинского монументализма, чем чрезмерность, оказалась еще и долговечность.

Московские высотки и оттепель

После начала борьбы с «излишествами» сталинский небоскреб был объявлен врагом, и все же в Москве высотные здания оставались главными местами, где разворачивались важнейшие события оттепели. В конце 1950-х иностранных гостей встречали в облицованных мрамором залах Московского университета и в роскошных интерьерах гостиниц «Украина» и «Ленинградская». Таким образом, пока шла десталинизация, высотные здания оказались отнюдь не просто монументальными украшениями городского пейзажа. Хотя после 1954 года эти башни были признаны эстетически неугодными, это не помешало им сделаться визитными карточками того времени. В июле 1957 года в Москве прошел VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, в столицу съехались 34 тысячи гостей. Многие из них остановились в гостиницах-небоскребах, а на массовые мероприятия с танцами и песнями они приезжали в МГУ на Ленинских горах[898].

В роскошной обстановке МГУ принимали не только молодежь из-за рубежа. Летом 1958 года Союз архитекторов СССР проводил в Москве V конгресс Международного союза архитекторов (МСА). Из-за большого интереса иностранцев к Советскому Союзу на этот конгресс съехалось особенно много участников. В июле 1958 года в Москву прибыли более 1 400 архитекторов из 44 стран, и многие из них поселились в гостинице «Украина»[899]. Сам конгресс был посвящен градостроению (строительству и реконструкции городов в 1945–1957 годах), однако московские архитекторы, занимавшиеся организацией мероприятия, воспользовались случаем похвалиться перед зарубежными коллегами успехами в массовом жилищном строительстве – успехами, которые только-только начинались. В МГУ была устроена выставка архитектурных чертежей и рисунков. В центре экспозиции оказались проекты сборных жилых домов, которые вскоре должны были появиться по всей стране в огромных количествах.

Хотя организаторы этой архитектурной выставки 1958 года всячески стремились подчеркнуть новые тенденции советского