Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович

от изумления с раскрытыми ртами, – наверняка очень тревожило одних и забавляло других собравшихся в зале.

На второй день Совещания строителей Георгий Градов произвел первый залп, ознаменовавший начало битвы Хрущева с главными архитекторами Сталина. Поднявшись на трибуну, Градов выступил с привычными жалобами: стал критиковать Академию архитектуры за то, что она не выполняет партийные наказы, а решает исключительно «художественно-декоративные задачи». Однако на сей раз слова Градова не пропали втуне: в ответ из зала раздался чей-то зычный голос. Это Хрущев громко и энергично поддержал оратора. И они, словно по нотам, разыграли диалог, целью которого было прижать к ногтю всех тех, кто расплодил архитектурные «излишества». «Там, где вы работаете, есть люди, – сказал Хрущев, перебив Градова. – Так расскажите нам, кто против чего выступает, расскажите нам ваши секреты (оживление в зале)»[850]. «Товарищи, – продолжал Градов, – секреты, о которых говорит Никита Сергеевич, если их можно назвать секретами, заключаются в том, что одна часть АА СССР, и не только Академии, но и Союза советских архитекторов, стоит на той точке зрения, что в основе архитектуры должна лежать не чистая эстетика, а прежде всего забота о материально-техническом содержании архитектуры»[851]. Однако для другой части типично «понимание архитектуры прежде всего как художественного искусства»[852]. По словам Градова, второй подход к архитектуре взял верх и господствовал слишком долго.

Хрущев напирал: «Кто же такую точку зрения возглавляет?» Градов не мешкал с ответом: Аркадий Мордвинов. «„Архитектура – это искусство“, – подчеркивает в своей книге товарищ Мордвинов», – процитировал он. Мордвинов наделял памятники и монументальное зодчество большей значимостью, чем промышленное и сельскохозяйственное строительство, заявлял Градов. Но не он один виновник создавшегося положения. Историк и теоретик архитектуры Иван Маца, по замечанию Градова, тоже внес свой вклад в принижение значения массового строительства. Например, Маца говорил, что «между „высокой архитектурой“ и „простым“ (массовым) строительством существует такая же разница, как между человеком и обезьяной»[853]. На сей раз в зале раздался смех, но Градову было не до улыбок. «Товарищи, это не случайные фразы, и я бы не стал занимать ваше внимание ими, если бы они не оказывали серьезного отрицательного влияния на нашу архитектуру», – строго осадил он слушателей[854].

Градов продолжил приводить примеры – отчасти отвечая на вопросы, которые подбрасывал ему Хрущев, отчасти же потому, что из этих примеров, собственно, и состоял подготовленный им доклад. Далее он обратился к той печальной участи, которая постигла партийное учение, когда оно попало в руки советских архитектурных эстетов. По мнению Градова, Институт истории и теории Академии архитектуры СССР весьма своеобразно «приспособил к архитектуре основной экономический закон социализма». Оставив материальные потребности в стороне, институт действовал, исходя из принципа: «Советская архитектура… решает свои задачи в целях максимального удовлетворения постоянно растущих эстетических потребностей всего народа…»[855] Тут в зале снова раздался смех, хотя в глазах Градова такое эстетическое поползновение на священное революционное учение было кощунством.

Когда Хрущев спросил, кто же выработал этот новый принцип, Градов указал на директора института товарища Курочкина. Хрущев пошутил: «Если бы ему [Курочкину] вместо квартиры дали эту „эстетику“, как бы он на это реагировал?» «Возможно, он не чувствует всей остроты такого неправильного понимания архитектуры, – ответил Градов, – потому что он имеет квартиру»[856]. Зал снова разразился смехом. Но комедийный дуэт уже готовился перейти к сути дела. Советская архитектура была в шаге от реформы, в результате которой ей предстояло забыть об эстетике и целиком сосредоточиться на материальных потребностях страны.

По убеждению Градова, все сводилось к решению нравственного вопроса – а именно обеспечения советских граждан нормальным жильем и бытовыми услугами. Он продолжал возмущаться:

Еще в 1944–1945 годы, когда перед страной стояла неотложная задача восстановления разрушенных войной городов и сел, когда некоторые наши люди ютились в землянках и необходимо было беречь в строительстве каждый рубль, ряд руководящих и научных деятелей архитектуры… сосредоточили внимание на художественной проблеме городского строительства, призывали архитекторов в целях украшения городов сооружать строительные объемы и монументы, не оправданные практической необходимостью. На первое место были поставлены вопросы создания показного эффекта, эмоционального воздействия природного пейзажа, покраски зданий, создания зрительных акцентов и т. п. Получалось совсем как у Манилова[857].

Судя по последнему замечанию, Градов считал, что советские архитекторы позабыли свой долг перед народом и в ту пору, когда страна испытывала жесточайшую нехватку жилья, предпочитали упражняться в монументальности.

За нападками Градова на ведущих советских архитекторов и теоретиков архитектуры скрывалась более существенная критика собственно сталинизма. В 1954 году десталинизация еще не начиналась, но Совещание строителей стало удобной площадкой, где можно было поупражняться в критике наследия сталинской эпохи и отрепетировать будущие выпады. Могущественный предшественник Хрущева оставил неизгладимую печать на облике советских городов. И не случайно, выступая с репликами на Совещании строителей, Хрущев особенно нападал на московские небоскребы. Самую резкую критику он адресовал тем архитекторам, которые проектировали и строили эти ярчайшие образцы сталинского монументализма. В последний день Совещания, взойдя на трибуну, Хрущев продолжил начатую Градовым атаку на московских архитекторов. Но, сделав мишенью своих нападок сталинские высотные здания, он тем самым возложил вину за их возведение и лично на покойного вождя.

Выступая в заключительный день на Совещании строителей, Хрущев призвал повысить эффективность строительства, шире применять промышленные методы и сборные железобетонные конструкции и покончить с ненужным украшательством в проектировании, которое, по его словам, вызывает только «ненужное расходование средств»[858]. Вслед за Градовым, Хрущев поименно назвал Мордвинова и других, распекая виднейших московских архитекторов за строительство дорогостоящих, непрактичных объектов: «Доклад товарища Мордвинова и выступления некоторых архитекторов на данном совещании показали, что они обходят вопросы экономики строительства, не интересуются стоимостью квадратного метра жилой площади»[859]. Далее Хрущев заметил:

Архитекторам, как и всем строителям, следует круто повернуться к вопросам экономики строительства, глубоко вникать в них. Надо всегда помнить, что одним из самых главных является стоимость сооружаемого здания, стоимость квадратного метра площади. Архитектор, если он хочет идти в ногу с жизнью, обязан знать и уметь применять не только архитектурные формы, орнаменты и различные декоративные элементы, он должен знать новые прогрессивные материалы, железобетонные конструкции и детали и, прежде всего, должен отлично разбираться в вопросах экономики строительства[860].

По словам Хрущева, Мордвинов и его коллеги не желали задумываться о стоимости квадратного метра жилплощади. Приводя заоблачные цены на материалы, закупавшиеся для строительства московских небоскребов, Хрущев отмечал, что «некоторые архитекторы увлекаются устройством на зданиях шпилей, и поэтому