Изабелла Баварская - Александр Дюма

– Да услышит тебя господь! – Король поднял с пола порванный пергамент. – Во всяком случае, вот мой ответ английскому королю.

– Сир де Жиак! – тотчас позвал дофин громким голосом.

Сир де Жиак вошел, откинув занавес, висевший перед дверью.

– Вот ответ на предложения короля Генриха, – обратился к нему дофин. – Завтра вы доставите его герцогу Бургундскому вместе с этим вот письмом: я прошу у герцога свидания, чтобы мы как добрые и верные друзья уладили дела нашего несчастного королевства.

Де Жиак поклонился, взял оба письма и, не промолвив ни слова, вышел.

– А теперь, отец мой, – продолжал дофин, приблизившись к старику, – кто вам мешает скрыться от королевы и от герцога? Кто мешает вам следовать за нами? Повсюду, где бы вы ни находились, будет Франция. Поедем! У нас, среди моих друзей, вы всегда встретите уважение и преданность. С моей же стороны вы найдете любовь и заботу. Поедем, отец мой, у нас есть хорошие, надежно защищенные города – Мо, Пуатье, Тур, Орлеан. Они будут биться до последнего, гарнизоны их себя не пощадят, я и мои друзья – мы умрем на пороге вашей двери, прежде чем вас постигнет какое-нибудь несчастье.

Король с нежностью смотрел на дофина.

– Да, да, – говорил он ему. – Ты все бы сделал так, как обещаешь… Но я не могу согласиться. Ступай же, мой орленок, крылья у тебя молодые, сильные и быстрые. Ступай и оставь в гнезде старого отца, которому годы надломили крылья и притупили когти. Будь доволен тем, что своим присутствием ты подарил мне счастливую ночь, что ласками своими прогнал безумие с моего чела. Ступай, мой сын, и да вознаградит тебя бог за то благо, которое ты мне сделал!

При этих словах король встал: боязнь, что внезапно могут войти, вынуждала его сократить драгоценные минуты радости и счастья, которые дарило ему присутствие единственного на свете любящего его существа. Он проводил дофина до самой двери, еще раз прижал его к своему сердцу. Отец и сын, которым уже не суждено было встретиться вновь, обменялись последним прощальным поцелуем, и юный Карл удалился.

А между тем в это самое время де Жиак говорил, обращаясь к Танги:

– Будьте покойны, приведу его под ваш топор, как быка на бойню.

– О ком это вы?.. – спросил дофин, неожиданно появившийся рядом с ними.

– Да так, ни о ком, ваше высочество, – спокойно ответил Танги. – Сир де Жиак рассказывал мне тут одну старую историю…

Танги и де Жиак многозначительно взглянули друг на друга.

Де Жиак проводил Танги и дофина за городские ворота. Спустя десять минут они встретились с Потоном и Ла Гиром, ожидавшими их.

– Ну, что договор? – спросил Ла Гир.

– Разорван, – отвечал Танги.

– Ну а свидание? – продолжал Полон.

– Если дозволит бог, вскоре состоится. А пока что, милостивые государи, самое главное – поскорее в дорогу. Завтра на рассвете мы должны быть в Мо, иначе нам не избежать стычки с проклятыми бургундцами.

Соображение это показалось четырем всадникам весьма веским, и они отправились в путь настолько быстро, насколько позволили им их тяжелые походные кони.

На другой день сир де Жиак направился в Мелен с двумя посланиями к герцогу Бургундскому. Он вошел в павильон, в котором герцог совещался с английским королем Генрихом и графом Варвиком.

Герцог Жан поспешно сорвал красную шелковую нить, которой было перевязано доставленное его любимцем письмо с прикрепленной к нему королевской печатью. В конверте он обнаружил разорванный договор: как и обещал король своему сыну, таков был его единственный ответ.

– Наш государь пребывает сейчас в припадке помешательства, – сказал герцог, побагровев от гнева. – Да простит ему бог, но он разорвал то, что ему следовало подписать.

Генрих пристально взглянул на герцога, выступавшего от имени французского короля.

– Государь наш, – невозмутимо заметил де Жиак, – никогда не был здоровее духом и телом, нежели в настоящее время.

– В таком случае сумасшедший это я, – сказал Генрих, встав со своего места. – Да, сумасшедший, ибо поверил обещаниям человека, у которого не было сил, а быть может, и желания их выполнять.

При этих словах герцог Жан вскочил на ноги, все мускулы на лице его дрожали, ноздри раздувались от гнева, дышал он шумно, как разъяренный лев. Однако сказать ему было нечего, он не находил, что ответить.

– Хорошо, брат мой, – продолжал Генрих, нарочно титулуя герцога Бургундского так же, как титуловал его французский король. – Тогда я рад сообщить вам, что мы силой отнимем у вашего короля то, что просили уступить нам добровольно: нашу долю французской земли, наше место в его королевском семействе. Мы отнимем его города, и его дочь, и все, что мы просили: мы отрешим его от его королевства, а вас – от вашего герцогства.

– Государь, – отвечал герцог Бургундский тем же тоном, – вы говорите об этом с удовольствием и выражаете то, что бы вам хотелось. Но прежде, нежели вы отрешите его величество короля от королевства, а меня – от герцогства, у вас, мы нисколько в том не сомневаемся, будет немало утомительных дел, и, быть может, вместо того, о чем вы думаете, вам еще придется защищать свой собственный остров…

Сказав это, он повернулся спиною к королю Генриху и, не дожидаясь его ответа и не поклонившись ему, вышел через дверь, обращенную к французским палаткам. Сир де Жиак последовал за ним.

– Ваша светлость, – сделав несколько шагов, обратился он к герцогу, – у меня есть еще одно послание.

– Если оно похоже на первое, то отнеси его к дьяволу! – ответил герцог. – На сегодня с меня и одного послания довольно.

– Милостивый государь, – продолжал де Жиак, не меняя тона, – речь идет о послании его высочества дофина: он просит у вас свидания.

– О, это меняет все дело, – сказал герцог, быстро повернувшись назад. – Где же его письмо?

– Вот оно, ваша светлость.

Герцог вырвал письмо из рук де Жиака и с жадностью стал читать.

– Убрать все палатки и уничтожить ограду! – приказал герцог пажам и служителям. – К вечеру не должно остаться и следа этого проклятого свидания! А вы, милостивые государи, – продолжал он, обращаясь к рыцарям, которые, услышав его слова, вышли из палаток, – живо на своих коней, да шпаги наголо! Опустошительная, смертельная война голодным заморским волкам! Война сыну убийцы, которого они именуют своим королем!

Одиннадцатого июля в седьмом часу утра две довольно крупные армии – одна бургундская, шедшая из Корбея, другая французская, направляющаяся из Мелена, – двигались друг другу навстречу, словно для того, чтобы начать сражение. Такое предположение казалось тем более обоснованным, что обычные в подобных случаях меры предосторожности обеими сторонами соблюдались самым тщательным образом: как воины, так и лошади обеих армий были защищены боевыми доспехами, оруженосцы и пажи имели при себе копья, и у каждого всадника на луке седла висела либо булава, либо секира. Подойдя к замку Пуйи в заболоченном районе Вер, неприятельские войска оказались на виду друг у друга. Противники тотчас остановились, воины опустили забрала на шлемах, оруженосцы приготовили копья к бою, после чего оба войска снова двинулись вперед – очень медленно и осторожно. Сойдясь совсем близко, они опять сделали остановку. Тогда, опустив забрала, с каждой стороны выехали вперед по одиннадцать всадников, оставив позади себя, как надежную стену, собственное свое войско. На расстоянии двадцати шагов друг от друга всадники остановились. Опять же с каждой стороны спешилось по одному всаднику; передав поводья соседу, они пешком пошли навстречу один другому, стараясь сойтись ровно на середине пространства, их разделявшего. Будучи друг от друга в четырех шагах, они подняли забрала, и один увидел перед собой дофина Карла, герцога Туренского, а другой – Жана Неустрашимого, герцога Бургундского.