Изабелла Баварская - Александр Дюма

Народ расступился, и три мученика направились в английский лагерь.

В-третьих, король Генрих потребовал от всех без исключения жителей Руана верности, присяги и повиновения ему и его преемникам, со своей стороны обещая им защиту против любой силы и насилия и сохранение за ними привилегий, льгот и свобод, которыми они пользовались со времен короля Людовика. Те же из граждан, которые пожелали бы покинуть город, дабы не подчиняться этому условию, могли уходить, но только в одежде, которая была на них, а их имущество передавалось в пользу английского короля; люди военные должны были отправиться туда, куда победителю угодно было их послать, причем весь путь совершить пешком, с посохом в руке, подобно паломникам или нищим.

Условие было суровым, но его пришлось принять.

Как только осажденные дали клятву выполнять договор, король разрешил умиравшим с голоду людям приходить за съестными припасами в английский лагерь: все там было в таком изобилии, что целый баран стоил не больше шести парижских су.

События, о которых мы рассказали, произошли 16 января 1419 года[29].

Вечером 18 января, в канун того дня, который был назначен англичанами для вступления в покоренный город, герцог Бретонский, не знавший о сдаче Руана, прибыл в лагерь Генриха, чтобы предложить ему свидание с герцогом Бургундским и начать переговоры о снятии осады. Король Генрих пожелал оставить герцога в неведении, сказал, что ответ он даст на другой день, и весь вечер провел с ним в доброй дружеской беседе.

На другой день, 19 января, в восемь часов утра король пришел в шатер герцога и пригласил его прогуляться на гору св.Екатерины, откуда виден весь город Руан. Паж, ожидавший у входа, держал под уздцы двух прекрасных лошадей – одну для короля, другую для герцога. Последний согласился совершить прогулку в надежде, что, оставшись с королем с глазу на глаз, он улучит подходящую минуту и сумеет склонить его к свиданию, о котором просил.

Король повел своего гостя на западный склон горы св.Екатерины. Густой туман, поднявшийся над Сеной, скрывал город целиком, но с первыми лучами солнца порывы северного ветра разорвали серую пелену, и клочья ее быстро исчезли с небосвода, подобно волнам затихающего морского прилива; взору предстала величественная панорама, открывающаяся с того места, откуда и сегодня еще можно видеть остатки римского лагеря, именуемого «Лагерь Цезаря».

Герцог Бретонский с восхищением взирал на эту обширную картину: справа ее замыкала гряда холмов, поросших виноградниками с вкрапленными между ними деревьями; впереди, напоминая огромный, развернутый в долине и волнуемый ветром кусок шелковой ткани, извивалась Сена; чем дальше, тем она становилась все шире и шире, теряясь в необозримой дали, за которой угадывалась близость океана; слева, подобно ковру, простирались богатые и обширные равнины Нормандии, выступающие в море в виде полуострова, на котором, устремив глаза на Англию, вечно бодрствует Шербур – неусыпный часовой Франции.

Но когда герцог перевел свой взор в середину этой картины, глазам его представилось поистине странное и неожиданное зрелище. Покоренный город печально лежал у его ног: на стенах не видно было ни единого флага, все городские ворота были открыты, обезоруженный гарнизон города ожидал на улицах приказа победителей. Все английские воины, напротив, стояли под ружьем с развернутыми знаменами, лошади били копытами, трубили трубы – железное кольцо сжимало город, опоясывая его каменные стены.

Герцог Бретонский угадал истину. Униженно он опустил голову на грудь; позор, покрывший Францию, частично ложился и на него, второго вассала королевства, второй цветок французской короны.

Король Генрих, должно быть, не замечал того, что происходит в душе у герцога; он подозвал оруженосца, шепотом отдал ему какие-то приказания, и тот галопом поскакал прочь.

Спустя четверть часа герцог Бретонский увидел, что гарнизон тронулся в путь. По условиям договора французские воины были разуты, с обнаженными головами и с посохами в руках. Они вышли через ворота Дю-Пон, проследовали берегом Сены до моста Сен-Жар, где по приказу английского короля были поставлены контролеры; они обыскивали рыцарей и воинов, отбирали у них золото, серебро и драгоценные камни, а взамен давали каждому по два парижских су. С некоторых они даже сдирали подбитую куньим мехом или расшитую золотом одежду и заставляли их переодеться в платье из грубого сукна или бархата. Видя такое обращение, те, что шли позади, стали бросать в реку свои кошельки и драгоценности, лишь бы только добро их не досталось врагу.

Когда весь гарнизон был уже по другую сторону моста, король повернулся к герцогу и сказал, улыбаясь:

– Любезный герцог, не угодно ли вам будет войти вместе со мною в мой город Руан? Вы будете в нем желанным гостем!

– Благодарю вас, ваше величество, – отвечал герцог Бретонский. – Однако мне не хочется быть частью вашей свиты: вы, разумеется, победитель, но ведь я-то еще не побежденный…

С этими словами он сошел с лошади, которую предоставил ему король Генрих, прося принять ее от него в подарок, и объявил, что будет ожидать здесь своей свиты и что никакая сила не заставит его ступить ногою в город, который более уже не принадлежит французскому королю.

– Весьма сожалею, – сказал Генрих, уязвленный таким упорством. – А то вы могли бы присутствовать при великолепном зрелище, ибо три болвана, защищавших Руан, завтра будут обезглавлены на площади.

Генрих пришпорил лошадь и, не попрощавшись с герцогом, оставил его в ожидании своей свиты. Герцог видел, что король поскакал к воротам города, сопровождаемый пажом, который вместо штандарта нес копье с лисьим хвостом на конце. Навстречу королю, с мощами и святынями в руках, в священных одеждах вышло духовенство. Под звуки торжественного пения король направился в кафедральный собор, где перед главным алтарем на коленях совершил благодарственную молитву, и, таким образом, вступил во владение Руаном, городом, который за двести пятнадцать лет до этого королем Филиппом-Августом, дедом Людовика Святого, был отнят у Иоанна Безземельного, когда после смерти племянника своего Артура тот лишился всех владений.

Тем временем к герцогу Бретонскому присоединилась его свита. Он тотчас вскочил на лошадь, в последний раз окинул взглядом город, тяжко вздохнул при мысли о будущем Франции и пустился галопом назад, более уже не оборачиваясь.

На другой день, как и сказал король Генрих, Ален Бланшар был обезглавлен на городской площади Руана. Робер де Линэ и Жан Журден откупились деньгами. Предатель Ги был назначен наместником герцога Глочестера, ставшего правителем завоеванного города. Он присягнул на верность английскому королю, который по прошествии двух месяцев подарил ему в награду замок и земли вдовы мессира де Ла-Рош-Гюйона, павшего в битве при Азенкуре.

По разумению англичан, это было справедливо, ибо благородная молодая женщина отказалась принести присягу королю Генриху. Она была матерью двух маленьких детей, из которых старшему не исполнилось еще и семи лет. Она владела великолепным замком, и богатству ее могла бы позавидовать герцогиня; жила она среди своих владений и своих вассалов с поистине королевской роскошью. Она бросила все: замок, земли, вассалов. Взяв за руки своих малюток, она надела холщовое платье и ушла, по дороге прося подаяния для себя и детей, и предпочла это тому, чтобы сделаться женою Ги-де-Бутилье и отдать себя во власть давним и заклятым врагам французского королевства.