Птицы - Владимир Торин

люблю Крайвенгроу! А еще мы с родителями пойдем в театр «Господин Ворон» – там будет праздничная пьеса «Маленькая Ффру». Я ее знаю наизусть, но все равно не терпится увидеть, как Маленькая Ффру будет водить за нос злодея Фруджа! Поскорее бы наступило завтра! Я всегда жду не дождусь Крайвенгроу – прошлый праздник был так давно!

– Так прошлая буря была же не очень давно, – заметил Финч.

– Нет, не все бури считаются, – грустно сказала Кора. Уж она точно хотела бы, чтобы все. – Прошлый Крайвенгроу был четыреста ночей назад.

Финч мысленно перевел в дни, отчего ощутил гордость за свои «невероятные познания в числах».

– То есть год назад, – сказал он. – У вас это как праздник Нового года?

– Наверное, – подумав, сказал Кора. – Но я не знаю, что такое «год».

– Как это? – удивился Финч. – То есть ты даже не знаешь, сколько тебе лет?

Кора выглядела смущенной. При этом сама не понимала, почему именно смущается.

– Мне вот почти двенадцать, то есть одиннадцать пока что, – Финч задумался и попытался перевести – и где же Арабелла, когда она так нужна?! – Мне… одиннадцать раз по четыреста… ночей. И еще сколько-то…

– О! – улыбнулась девочка. – Ты видел одиннадцать Снежных бурь. А я, – она поникла, – только восемь.

Кора с печалью в голосе рассказала, что едва ли не все дети в ее классе старше и что они не хотят с ней из-за этого дружить.

– Не грусти, – сказал Финч и напомнил ей: – У тебя же скоро праздник! Вы ведь не учитесь в Крайвенгроу? У вас каникулы?

Кора досадливо надула щеки.

– Всегда были каникулы, и в школе оставались только самые одаренные ученики. Они учились блуждать по бурям. Это очень почетно. А в этот раз все изменилось. Мадам Воррта сказала, что в школе останутся только самые отстающие, чтобы подтянуть свои знания. Это ужасно и несправедливо! Я не хочу здесь быть, когда все к нам приедут, а дядя Барри привезет мне подарок – его подарок всегда самый лучший.

– Да уж, – участливо сказал Финч. – Меня тоже наказали. Во время каникул я тоже буду учиться. Только они аж через ме… сорок ночей. А почему в этот раз все поменяли?

– Не знаю, – огорченно пропыхтела Кора. – Мадам Воррта объявила об этом после того, как мадам Шпигельрабераух приходила. Может, она что-то сказала мадам Воррте? Посоветовала что-то? Она очень строгая и могла придумать какое-то наказание для таких, как я.

Финч задумался: могла ли мадам Клара быть виновницей того, что теперь отстающие будут вынуждены учиться дополнительно, а все отличники получат праздник? Как-то это уж слишком напоминало обычный, прекрасно знакомый ему школьный порядок.

– Мы пришли, – наконец сказала девочка.

Дети стояли у ничем не примечательной двери. Судя по тому, как высоко они забрались, это вполне могла быть дверь чердака.

Кора повернула ручку, и дверь сама собой отъехала в сторону.

Помещение действительно оказалось чем-то вроде чердака или мансарды. Лампы здесь не горели, и свет проникал лишь через круглое окно – должно быть, его давали уличные фонари. Почти все пространство на чердаке занимали переплетенные ветви, из-за чего Финча посетило ощущение, что он оказался в чаще.

– Что это за место? – спросил мальчик.

– Гнездо Ненависти, – глухо сказала Кора и, когда они вошли, закрыла дверь.

– Почему именно «ненависти»?

Кора вытянула руку вперед, указывая на то, что стояло в центре чердака.

– Из-за него, – сказала она и пошагала по узкой дорожке, проложенной через гнездо. Финч двинулся следом, и вскоре они оказались у основания черной каменной статуи. От одного ее вида мальчик похолодел.

– Здесь он такой, какой и в жизни, – прошептала Кора. – Он такой огромный…

Рост каменной не-птицы пугал – изваяние было минимум в десять футов, а то и выше. Во всем остальном этот мужчина походил на других не-птиц: длинный нос, круглые глаза, искаженная трещина рта – вот только его лицо выражало такое презрение, такую ненависть, что Финчу больше всего на свете захотелось развернуться, убежать отсюда и забыть, что он вообще сюда приходил.

Это был монстр. Настоящий монстр, и казалось, что он вот-вот шевельнется, сойдет со своего постамента и разорвет двоих детей на куски. Монстр был одет в костюм и плащ с пелериной. На голове его сидел цилиндр. В руке он держал раскрытый зонт.

Финчу вдруг вспомнилась черная фигура с зонтом, висящая в воздухе за его окном.

«Это был он… – посетило душу тревожное и очень гадкое ощущение, от которого никак было не избавиться. – Это был он…»

– Это он, – прошептала Кора. – Наш… враг.

Финч опустил голову – на постаменте было выбито: «Гелленкопф».

– Но почему здесь стоит его статуя, если он враг? – дрогнувшим голосом спросил Финч, и ему неожиданно показалось, что монстр слышит их.

– Чтобы не забывали, – ответила Кора. – Чтобы все знали, как он выглядит.

– Но ведь не-птицы умеют превращаться в людей!

– Он уже не может. У него отобрали почти все способности, заставили забыть, как ими пользоваться.

– Расскажи мне о нем. Кто он такой?

И Кора начала рассказывать:

– Никто точно не знает, кто он такой. Одни говорят, что он был человеком, который узнал о не-птицах и захотел научиться делать… ну, то, что мы умеем делать. Другие говорят, что он потерянный наследник самого древнего рода не-птиц. На уроке Темной истории нам рассказывали, что есть страшная версия, согласно которой он эксперимент безумного ученого Крауппгаррена, который хотел искусственно сделать самую могущественную не-птицу и с ее помощью убить всех людей. Мой дядя Барри говорит, что он вообще не не-птица, а кошмарное порождение ночи и луны.

Финч слушал молча, и с каждым словом девочки ему становилось все страшнее. Кора продолжала:

– В первый раз я услышала о нем от мамы и папы. Они сказали: «Он ненавидит не-птиц, ненавидит людей – он ненавидит всех. Если ты когда-нибудь увидишь его, беги!» Я очень испугалась, но навсегда это запомнила. А потом, когда я пошла в школу, мадам Люрвик, профессор Темной истории, рассказала, как все было. Когда-то Гелленкопф был очень уважаемым не-птицей, и никто не знал, что у него на уме. Он был профессором здесь, в Фогельтромм, преподавал Искусство Войны. И ученики, и другие профессора любили Гелленкопфа – он был невероятно могущественным, а еще очень умным и хитрым. Он умел… убеждать и влюблять в себя. Даже наша королева в нем души не чаяла, и никто не замечал, что он делает.

Кора замолчала. Финч понял, что она боится продолжать, но все же девочка быстро взяла себя в руки.

– Пользуясь безграничным доверием и почетом, Гелленкопф плел интриги и одного за другим поймал в свои сети многих уважаемых не-птиц, он убедил даже моего дедушку… А следом за ним и некоторых судей в Риверриронн, суде старейших. Тайком он внушал всем мысли о том, что не-птицы угнетены людьми, что мы не должны скрываться на чердаках, потому что именно мы хозяева этой земли. Профессор Гелленкопф убеждал королеву начать войну с людьми. Он напоминал всем о временах, когда здесь жили только не-птицы, а потом пришли люди и победили нас. Гелленкопф часто повторял слова самой первой нашей королевы: «Мы не птицы, чтобы жить в клетках! Не птицы!» Но, несмотря на его интриги и козни, ни Риверриронн, ни королева не хотели войны. Они помнили об ужасных и кровавых последствиях прошлых войн. Они говорили ему, что мир ценен для нынешних и будущих поколений не-птиц. Что мы не живем в страхе только благодаря тем, кто подарил нам этот мир. Они напоминали ему, каких невероятных усилий стоило сделать так, чтобы люди забыли о нас, и как тяжело было выжечь гордыню в крови потомков тех наших сородичей, кто считал, что люди жалкие и ничтожные, что они должны служить могущественным не-птицам. Но Гелленкопф был не согласен. Он полагал, что так думают только ничтожества, которые презирают свой народ. И тогда он убил королеву и попытался поднять мятеж, но Риверриронн победил тех, кого он смог привлечь на свою сторону. Самого Гелленкопфа попытались схватить, но ему удалось сбежать. Он жил в изгнании сорок сотен ночей и вернулся совершенно другим. Никто не знает, как и где, но он обрел невиданные силы и могущество, с которыми даже его былые силы не шли ни в какое сравнение. Теперь он мог проделывать совершенно невероятные вещи.