Флорентийские маски - Роза Планас

– Если это истоки фашизма, то я, без сомнения, новое земное воплощение Савонаролы, – с усмешкой заявил старый Арлекин, красуясь перед снисходительно улыбающимся библиотекарем.

Антонио тем временем стоял под горячим душем, наслаждаясь тем, как уже не дождевая, а водопроводная нагретая вода стекает по его усталому телу. Коломбина же подсматривала за ним в замочную скважину, как маленькая, плохо воспитанная девочка, которая подглядывает и шпионит за друзьями, чтобы потом в ходе игры выложить в качестве главного козыря ставшую ей известной сокровенную тайну кого-нибудь из мальчишек.

Пол договорился встретиться с Адой Маргарет Слиммернау на одном из углов площади Пикадилли. Под предлогом необходимости хоть немного отвлечь столь рано овдовевшую молодую женщину он хотел завести разговор на интересовавшую его тему и прояснить кое-какие непонятные ему моменты, тревожившие его всякий раз, когда он вспоминал своего племянника, чьи родители, кстати, также не оставили надежды выпытать у Пола какие-то новые подробности, касающиеся обстоятельств смерти молодого человека.

Этот район Лондона всегда многолюден и на первый взгляд производит впечатление места, где постоянно царит праздник – вне зависимости от даты, дня недели и времени суток. Лишь присмотревшись, можно понять, какое одиночество и какая тревога накатывают на человека, погруженного в этот кипящий котел, наполненный жаждущими развлечения душами. Карманники, любители азартных игр, завсегдатаи модных кафе, всевозможные параноики приходили сюда, чтобы насладиться ощущением причастности к источнику порочных удовольствий. Те же, кто появлялся здесь вечерами или по выходным, сменив офисный костюм на менее официальный наряд, считали своим долгом подчеркнуть, что приходят в эти злачные места лишь для того, чтобы проявить свой демократизм и космополитизм, свойственные подлинному джентльмену еще со времен Британской империи.

Со дня смерти племянника Пол так и не смог восстановить былой ритм и эффективность своей научной работы. Ему никак не удавалось по-настоящему сосредоточиться на брачном роении зеленых мух или на смертоносных хоботках привезенных из Африки москитов, пребывавших в полуличиночном состоянии в подвале, где постоянная высокая температура поддерживалась благодаря теплу, выделяемому проезжающими совсем близко поездами подземки. Полу все не удавалось заняться вплотную этой колонией, которая могла стать настоящим бедствием для ничего не подозревающего города, согревающего личинки африканских убийц своим теплом. Впрочем, все это в последнее время мало занимало ученого, который непроизвольно сосредоточился не на наблюдениях за подопытными насекомыми и не на анализе полученных фактов, а на тайнах и загадках, связанных с исчезновением и смертью его племянника. В мире, где внимание привлекает лишь массовая гибель людей, будь то в результате стихийных бедствий или военных конфликтов, смерть одного-единственного человека не могла иметь никакого значения, пусть даже сам факт его гибели отмечен в колонках местных новостей провинциальной прессы. Смерть индивидуума перестала быть важным событием, превратившись в ничтожное звено огромной цепи событий, приводящих к гибели массовой и, главное, внешне эффектной. Кроме того, важнейшим фактором, влиявшим на значимость очередной трагедии, становился факт присутствия при этом печальном событии достаточного количества телекамер и журналистских фотоаппаратов. Смерть становилась всеобщим достоянием только в форме видеоклипа или фоторепортажа. Лишь подлинно массовые трагедии могли быть удостоены развернутого десятиминутного сюжета в аналитической программе, следующей сразу же за главным выпуском новостей. В любом случае важнейшей задачей для тех, кто дозировал информацию, было не перекормить массового зрителя печальными известиями. Соотношение хороших и плохих новостей должно было соблюдаться неукоснительно. Вот почему одна-единственная частная трагедия, затерявшаяся на фоне массовых смертей, перестала иметь хоть какую-то ценность для тех, кто информировал общество о подобных событиях. «Это же страшная опасность для всех нас, для всего общества! – размышлял Пол, выходя из метро и направляясь к условленному месту встречи. – С нами могут делать все, что угодно, и никто, ни один человек ни в одной стране мира, не обратит внимания на то, что с нами творится. Да что там, никто просто не заметит, живы мы или уже покинули этот мир».

Воспоминания о Федерико преследовали Пола со дня их расставания в аэропорту. Внутренняя неудовлетворенность теми сведениями, которые им с итальянцем удалось узнать от вдовы, не давала энтомологу покоя и превратила его занятия в лаборатории из творческого научного поиска в рутинное отбывание положенных рабочих часов и выполнение самых необходимых обязанностей. Из неутомимого исследователя Пол, сам того не ожидая, превратился в унылого безутешного родственника, который никак не может избавиться от преследующего его наваждения – навязчивых воспоминаний об умершем племяннике. Нет, Ада Маргарет не была роковой женщиной, портрет которой нарисовал для себя профессор Канали. Племянник Пола женился на ней без всякого внешнего давления. Не была молодая женщина ни соблазнительницей, ни фривольной особой, как представлял ее себе итальянец. Тем не менее в одном Федерико был прав: Марк скончался при весьма странных, не поддающихся логическому объяснению обстоятельствах. Единственным человеком, который мог пролить свет на это событие, естественно, была вдова покойного. И никто, кроме самого Пола, не мог даже попытаться разговорить эту женщину, разворошить покрытые пеплом, но еще жарко тлеющие уголья недавнего прошлого.

Как всегда, Ада при встрече поцеловала его в обе щеки. Некоторое время они просто гуляли по улицам, выбирая кафе. Им хотелось найти место тихое, спокойное, где посетители не пытаются поразить друг друга экстравагантным поведением и какими-то немыслимыми нарядами, а колонки, висящие по углам, не стонут от разрывающей динамики эклектичной музыки. Наконец они нашли то, что искали, – в узком переулке по соседству с домом иммигрантов, живущих в Лондоне уже в пятом поколении. Паб был маленький и не слишком броско оформленный. Скромность обстановки умело маскировалась царившим в помещении полумраком. Небольшие деревянные столики стояли довольно далеко друг от друга, что добавляло этому заведению привлекательности в глазах всех желающих беседовать о чем-то, не предназначенном для посторонних ушей, или же просто посидеть спокойно, не привлекая к себе лишнего внимания. Пол и Ада заказали себе пиво.

– Ну, как жизнь в Лондоне? Ты уже вышла на работу? – спросил Пол, чтобы завязать разговор.

– Да, и здесь все пошло лучше, чем я ожидала. А о прошлом я стараюсь вспоминать пореже.

Ада была настолько бледна, что человек, не знавший ее так хорошо, как Пол, мог бы подумать, будто она давно и тяжело больна. Грустное выражение не сходило с ее лица, создавая вместе с бледностью гармоничный образ охваченной печалью молодой вдовы. Выделялись на лице лишь глаза, устремлявшие на мир горящий проницательный взгляд.

– Профессор Канали меня ненавидит. Что ж, это логично. Он считает меня виновной в смерти Марка.

– Да, ты права; я лишь надеюсь, что со временем он придет в себя, успокоится и изменит свое мнение. Все мы отлично знаем, что Марк не отличался могучим здоровьем.