Карабах – горы зовут нас - Эльбрус Иззят оглы Оруджев

Разрозненные, оставшиеся без командиров бойцы выдержали, сомкнулись, но устояли.

Оставили населенные пункты Чапар, Имерет-Гарвент, Зардахач.

Солдаты выстояли, не побежали, а ведя неравный бой, под натиском противника, отошли на указанный рубеж, стали окапываться.

Собрав командиров групп, полковник отдал последние указания на отход. За годы войны, он сделал для себя одно немало важное открытие. Для настоящего солдата нет ничего страшнее и трагичнее, чем ощущение, тяжкого слова «Отходим». Каждый из бойцов, прежде чем встать из окопа, помедлит, виновато оглядится вокруг и прижмется лбом к земле, на которой лежал, которую согревал своим телом и дыханием, и в ответ на это, земля отдавала ему свое тепло и защищала его своей твердыней. Грусть наваливалась на сердце каждого обороняющегося, как же оставлять тебя, земля, если ты полита кровью братьев и сестер моих. Столько веков ты давала жизнь предкам, защищала сыновей от врагов. Устало поднимается солдат, шатаясь, опустив угрюмо голову, медленно идет прочь, сутулясь, опустив плечи. Нет, не от тяжести оружия и солдатского вещевого мешка, а от пораненной солдатской чести. Вот и сейчас, все эти выводы током прошлись по его телу, но другого приказа он не мог отдать.

Полковник поспешил в штаб, чтобы обсудить обстановку и наметить мероприятия на последующие сутки.

В течение всего дня, ведя бой на восточных окраинах Атерка, полковник не выпускал из рук нити управления подразделениями на других участках обороны. По рации отдавал указания, требовал выполнения поставленных задач. В тоже время ему не хватало информации о результатах боев, и ему нужно было увидеться с командирами, чтобы посоветоваться и решить, что делать дальше в такой обстановке.

Подходя к штабу, он обратил внимание на скопление вооруженных людей, но откуда они и с каких отрядов он не знал. Думая, что это дезертиры, оставившие позиции, полковник ускорил шаги. Злость душила его и быть бы беде, если бы среди стоящих людей он не увидел майора Заура Мамедова из 123 полка. Бойцы стояли с непокрытыми головами, увидав приближающего командира, невольно стали расступаться перед ним, пряча взгляды. На снегу, перед штабной машиной, лежали погибшие. Не обращаясь конкретно к кому-то, полковник спросил:

— Кто?

Всем было ясно, о чем спрашивает командир, и они опустили головы еще ниже. Никто не решался, ответить. Вперед вышел, невысокого роста боец, одетый в грязный полушубок, обмотанный пулеметной лентой. Его густые, нависшие над глазами брови, усы и борода были покрыты сосульками. Голова была повязана бинтами, через которые были видны пятна запекшейся крови.

Хриплым голосом незнакомец сказал:

— Это офицеры, — майор Садиев, капитан Юсиф Мирзоев зам по тылу, капитан Агаев. Солдат мы сложили возле того дома, — он махнул, куда то в темноту.

Там их 22 человека, половину еще не вынесли. Раненых пока не считали. Командир нашего отряда Худиев тяжело ранен, мы его в штабе положили, там же лежит и контуженый майор Нестеренко.

Очень много раненых осталось на позициях, — солдат замолчал.

Слушая бойца, полковник понял, что обстановка стала, еще тяжелой, чем он мог себе представить. Попросил сигарету. К нему со всех сторон стали протягивать помятые пачки всяких сортов. Взяв одну из них, он прикурил. Горький дым сигареты, окутал сердце паутиной, не позволяя ему дышать. Делая глубокие затяжки, полковник пытался унять дрожь, которая сотрясала все тело, он не воспринимал глубину утрат. Позвав Мамедова, он повернулся и пошел к штабной машине, около которой толпились представители остальных отрядов. Пригласив всех в машину, он глазами отыскал Фаталиева, и подал знак подойти. Он внимательно рассматривал входящих, которые молча рассаживались. Среди них были и молодые и те, кого можно было записать им в отцы, одетые, как настоящие партизаны в лесах Украины. Черные от копоти и грязи их лица не выражали ничего, глаза красные и запавшие сверкали из-под бровей.

Вопросов не задавали, и так всем было все понятно. Перед входом в КШМ (командно-штабная машина) лежат их боевые товарищи, души которых улетели уже на небеса, а тела, остывшие на холодном снегу, уложены в ряд. Они выполнили свой священный долг перед Родиной, а оставшиеся еще не до конца. Курят, молчат. Кто-то из задних рядов ни к кому, не обращаясь, риторически задал вопрос, который волновал всех:

— Мужики, мы что, окружены, да?

Тут и началось. Все стали кричать и материться, проклиная всех и все. Кляли свою судьбу и то, что они родились на этой земле, все живое и мертвое.

Эта была знакомая картина. С ней полковник встречался еще там, в Шуше и Лачине, но это был 93, а не 92 год. Остались позади год войны и страданий. Год. Будто вечность. Теперь он прекрасно разбирался в психологии так называемых «добровольцев» и молча ждал развязки.

Кто-то из присутствующих, наверняка, должен озвучить вопрос, о котором было оговорено заранее. Широкоплечий парень, ростом под два метра встал из отряда «Гуртулуш», повернувшись к полковнику, глядя прямо ему в глаза, заговорил натруженным хрипловатым голосом,

— Нам все известно, нас всех продали армянам и оставили здесь на погибель. Засели в Баку сволочи и жируют там, а мы подыхай, да? Отвечай, полковник, за чем нас продали? — он крутил головой, подстрекая других, высказаться по этому поводу.

Представители полиции и национальной гвардии как будто ждали сигнала, перебивая друг друга, загалдели, «рвали» рубахи на груди, создавая нетерпимую атмосферу совещания. Полковник делал вид, что внимательно слушает «ораторов», а сам разглядывал тех командиров, на участках которых в последние дни шли ожесточенные бои, переходящие в рукопашные. В отрядах было много погибших и раненых солдат и офицеров. Те спокойно относились к происходящему, сидели, курили, молчали, опустив голову, не глядя на галдящих. Они еще не отошли от того напряжения последних боев. Обстановку все больше и больше накаляли представители полиции.

Этим бы только в Баку на постах стоять, да людей обирать. Сумочки девушкам проверять, да «власть» свою показывать. А тут у входа лежат трупы и смерть не щадит никого, все равны перед смертью и перед АЛЛАХОМ.

Рядом со штабной машиной разорвался снаряд. Без всякой команды, все высыпали на улицу. Перелет метров 100 не больше. Противник нащупывал цели, значит, скоро начнется.

Человек 200–250 собрались вблизи последних домой Атерка. На окраине уже шли бои.

Надо взять себя в руки, надо! Но этого сегодня мало, надо навязать свою волю другим иначе все останутся, здесь лежать на снегу или попадут в плен, а это долгая и мучительная смерть, — думал полковник.

Молчать дальше не было смысла и собрав свою волю в кулак, решил раскрыть сложившуюся обстановку