В спецслужбах трех государств - Николай Голушко

Хочу остановиться на характерном примере. Украинские чекисты обратились в КГБ СССР (я как депутат написал обращение еще и в Верховный совет) с предложением о принятии специального закона о реабилитации без проведения дополнительных проверок той категории советских граждан, которые подвергались наказанию в так называемом «внесудебном порядке». Это было неожиданное предложение. Но оно опиралось на политическое и правовое обоснование, которое заключалось в том, что если люди репрессировались без разбирательства обвинения в судебных органах и без вынесения судебного приговора, то они должны быть полностью реабилитированы. Конечно, были опасения, что среди реабилитируемых лиц, обвиненных «тройками» во внесудебном порядке, могли оказаться действительные враги социалистического государства. И все же этот вопрос нами ставился на принципиальной основе: если конкретное лицо было репрессировано во внесудебном порядке, в любом случае должен применяться акт о реабилитации. Только суд в цивилизованном государстве может признать человека виновным и подвергнуть наказанию. И уж ни в коем случае нельзя позволять судить людей по разнарядке ЦК партии, спискам НКВД или иным «расстрельным» спискам.

Вскоре по затронутой проблеме была принята законодательная основа: издан указ Президиума Верховного совета СССР от 16 января 1989 года. Безусловно, решение было смелым и очень важным шагом, ускорившим работу по пересмотру дел репрессированных во внесудебном порядке советских граждан. Если за весь советский период до 1989 года на Украине было реабилитировано немногим более 300 тысяч человек, то только за один 1989 год — 112 тысяч.

В ходе проведения мероприятий по реабилитации жертв сталинского террора КГБ республики выступал инициатором принятия и других законодательных положений. В частности, перед верховной властью нами была поставлена проблема восстановления справедливости в отношении лиц, которые были осуждены на Украине в 1970-1980-е годы. В силу изменившейся в стране обстановки и принятия нового законодательства оценка их преступной деятельности существенно изменилась. Это явилось важным моментом еще и потому, что некоторые бывшие диссиденты были досрочно освобождены из мест отбытия наказания, стали занимать определенное положение в обществе, избраны депутатами, стали частью демократической власти — законодателями в Верховном совете Украинской ССР. Я помню имена В. Черновила, Л. Лукьяненко, братьев М. и Б. Горыни, Алтуняна, И. Калинец, С. Хмары и других.

Если рассматривать вопрос о привлечении в последние годы отдельных лиц за проведение антисоветской деятельности в республике, следует сказать, что пресечение преступных действий велось под строгим прокурорским надзором, при соблюдении процессуальных норм, а также при открытом судебном разбирательстве с обязательным участием адвокатов.

За время моего председательствования в последние пять лет советской власти уголовных дел по привлечению за антисоветскую агитацию и пропаганду или каких-либо «политических процессов» на Украине не было. Но это совсем не значит, что органы государственной безопасности республики не применяли уголовное законодательство и в те годы были, образно говоря, беззубыми и либеральными. Конечно, нет: около 60 человек в этот период были осуждены за измену Родине в годы Великой Отечественной войны, на несколько порядков больше — за контрабанду и крупные экономические преступления. Многие объекты оперативных разработок КГБ привлекались к судебной ответственности за совершение общеуголовных преступлений: бандитизма, хищения государственной собственности, взяточничества.

Перед руководством КГБ СССР нами ставился вопрос о необходимости пересмотра уголовных дел на лиц, которые в последний период были привлечены к уголовной ответственности за антисоветскую агитацию и пропаганду. В опубликованных начальником следственного отдела Пристайко воспоминаниях говорится о направлении в Москву письма по этой проблеме за подписью председателя КГБ Украины. В ответе «тоном учителя несмышленому ученику» председателем КГБ СССР Крючковым предписывалось: «Если в Украине имеются в этом плане вопросы, то действуйте в индивидуальном порядке, обращайтесь к прокурору».

Вспоминается случай, когда я изучал уголовное дело по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде Ирины Калинец, депутата Верховного совета УССР из города Львова. Основной криминал — распространение признанных судебными инстанциями враждебными советскому строю произведений некоторых украинских диссидентов. Мною было использовано осуждаемое «телефонное право»: я спросил генерального прокурора республики Осипенко, возможно ли внести протест на явно натянутые в судебном приговоре обвинения Калинец. Он стал ссылаться на то, что преступление совершено недавно, когда необоснованных приговоров украинскими судами не выносилось. «Ты новый человек на Украине и тебе рано начинать ревизию таких уголовных дел». Я понимал прокурора республики в его внутренней борьбе: ведь обвинительные заключения, проведенные органами КГБ по уголовным делам, утверждались прокурорами, и дела направлялись ими в судебные органы.

Сотрудники КГБ Украинской ССР не успокоились ответом из Москвы. Нами было направлено обращение в Верховный совет Украинской ССР с аналогичным предложением о пересмотре уголовных дел в отношении лиц, судимых в недавнем прошлом за антисоветскую агитацию и пропаганду. По решению председателя Верховного совета Валентины Шевченко была создана рабочая группа из ученых, юристов-практиков КГБ, МВД, прокуратуры с целью изучения всего комплекса проблем, касающихся реабилитации невинно осужденных и пострадавших в разные годы. Естественно, включая период до 17 апреля 1990 года, когда был принят Закон Украинской ССР «О реабилитации жертв политических репрессий на Украине».

Как любопытнейшую иллюстрацию к принятию этого закона можно привести один из фрагментов интервью Пристайко:

— Все ли ваши коллеги поняли, что настало новое время?

— Да.

— То есть, если я вас правильно понял, КГБ УССР был инициатором закона?

— Именно так. Хотя об этом, к сожалению, сейчас не вспоминают.

С учетом специфики исторического прошлого в республике возникали другие серьезные проблемы, которыми занимались сотрудники областных управлений КГБ. В 1941 году при отступлении советских войск в тюрьмах западных областей Украины НКВД провел расстрелы содержащихся в них заключенных.

В ходе работы по реабилитации автобиографические сведения на указанных лиц приходилось уточнять по отдельным сохранившимся спискам или выяснять в процессе дополнительного расследования характера трагических событий.

В 1943 году в областном городе Виннице криминальная фашистская комиссия обнаружила места массовых захоронений 9439 останков бывших тюремных заключенных. Международная пресса в году оккупации и во времена «холодной войны» широко использовала события винницкой трагедии, представляя ее как преступление против украинской нации. Совинформбюро по этому поводу сообщало, что берлинские провокаторы пытаются приписать свои чудовищные злодеяния советским властям, разыгрывают в Виннице над трупами «гнусную и наглую комедию». Гитлеровцы, чьи руки, обагрены невинной кровью, откапывают трупы людей, которых они уничтожили, устраивают балаганные инсценировки на их могилах. И только благодаря гласности в 1988 году после проведенных дополнительных расследований винницкого и других расстрелов в республиканской прессе были опубликованы соответствующие действительности материалы.