Последний пассажир - Уилл Дин

Одинокое облако медленно плывет по небу, заслоняя звезды, галактики и невидимые миры, и я думаю о словах Фрэнни. Она называла это древним светом. Мне следовало слушать внимательнее, когда она говорила о том, как удивительно, что мы путешествуем назад во времени, глядя на звезды. Вглядываюсь в падающую звезду, но для метеорита она движется слишком медленно. На долю секунды замирает сердце при мысли, что это летящий на большой высоте самолет, но какая мне от этого польза здесь, внизу? Это не самолет. Это спутник. Это может быть даже космическая станция на орбите. Космонавты смотрят вниз, окруженные спасательным снаряжением и ультрасовременным оборудованием для связи. А я смотрю вверх.

Фрэнни со мной в этом океане.

Мы снова вместе.

Делаю большой глоток воды из бутылки. Мое тело сдается, медленно погружаясь в иную реальность. Между нами говоря, я больше не борюсь. На самом деле нет. Я позволяю себе утолить жажду сполна.

Я не чувствую нижнюю половину тела.

Джемма сделает все, что в ее силах, чтобы вернуть долг. Если она продолжит выплачивать мои частичные взносы, то никогда полностью его не закроет, даже не приблизится к завершению, но зато извлечет пользу из доходов от кафе. Возможно, ее дети возьмут на себя ответственность, но я почему-то сомневаюсь, что они это сделают. Элис и Мартин не будут чувствовать это бремя так, как мы. Они не станут корчиться от стыда из-за того, что сделал их дедушка, от масштаба его обмана и последствий лжи. Когда он вредил нам, своим ближайшим родственникам, мы могли справиться с этим за закрытыми дверями. Мы принимали на себя удар, как песок или вода поглощают взрывную волну. Но потом он пошел гораздо дальше. Соседи стали избегать нас. Магазин на углу перестал обслуживать маму, хотя она была там постоянной покупательницей целых двадцать семь лет. На наш адрес даже не доставляли газеты. Общество отвернулось от нас, и я ни на секунду не винила их за это.

Широко открываю глаза, чтобы насладиться звездным светом.

Никогда не забуду, что сделал папа. Потратил мои сбережения на ставки. Разрушил жизни местных семей. Но теперь я тоже почувствовала, каково это – полностью потерять контроль над собой. Отец не мог по-настоящему контролировать свои поступки. Однажды он признался мне, что впал в какой-то печальный транс, словно нечто овладело им. Он продолжал играть в азартные игры, пока не проигрывал все. Он не мог освободиться. Не хватало сил. И на борту «Атлантики» я тоже это почувствовала. С нами играли. Отцом управляли огни казино и шансы на победу, а мной – некая коварная медиакомпания.

Может, мы не такие разные, как я думала.

Мне жаль, что нам обоим пришлось прыгнуть, папа.

Запрокидываю голову, и слезы катятся по лицу в океан. Ощущая, как руки онемели от холода, задерживаю взгляд на том, что кажется мне Полярной звездой, и шепчу:

– Теперь я понимаю. Я прощаю тебя.

И все же я задаюсь вопросом, достойна ли сама такого же прощения.

Глава 127

Я обнаружила, что наличие воздушных карманов в рукавах придает мне плавучесть и защищает от холода. Должно быть, я выгляжу как символ компании «Мишлен». Воздушные карманы и два спасательных жилета. Я понимаю, что должна всеми силами оставаться в сознании. У меня есть долг перед родными и самой собой, но с каждым часом эта ответственность кажется все более призрачной и абстрактной. Сейчас, в 05:14 утра, я могла бы закрыть глаза и погрузиться в глубокий сон. Мне стало легче, когда я избавилась от тоски по отцу. Тоска больше не скрывает этого. Обиду, ярость, печаль, страстное желание. Сотню других вещей. Чувство вины. Мучительное чувство вины за то, что я поступала так, как считала правильным. Бывший муж Джеммы предупредил меня одним летним вечером, когда я закрывала кафе. Он сказал, что отец заключает крупные сделки с местными бухгалтерами в отчаянной попытке покрыть свои убытки. Когда я поговорила с отцом, он все отрицал, только я и раньше слышала его ложь. Я раскусила его. Сказала, что ему нужно поговорить с полицией и составить план выплат или что-то в этом роде. Я сказала, что если он не поговорит с ними, то это сделаю я. Я думала, что помогаю, но все стало в десять раз хуже.

Я знаю, что если поддамся усталости, это будет мой последний сон, но тело вынуждает рассмотреть этот вариант. Не сдаваться, а скорее перестать бороться. Снять напряжение с мышц и, возможно, впервые с самого детства, с тех пор, как маме и папе было хорошо вместе, обрести покой.

Если я чему-то и научилась, так это тому, что жизнь может измениться в одно мгновение. Я могу продолжать размышлять о своих ошибках и отвергать все шансы на счастье. Или же могу двигаться вперед.

Пластиковый пакет, побелевший от соли и солнца, проплывает мимо меня, вне пределов досягаемости.

Я удаляюсь от корабля, но все еще вижу его. Не могу смотреть туда, где находится танцевальный зал. И не буду.

Мы с Питом заслуживали больше времени. Чтобы я успела открыть ему свои секреты, а он поделился со мной своими. Я никогда не рассказывала ему о дочери. Мы заслуживали большего, чем тринадцать нормальных свиданий.

Мы заслужили годы.

Здесь нет света, кроме мерцания в вышине, и нет звуков. Если б где-то вдалеке шумели птицы, или подвесные моторы, или люди разговаривали, мне было бы за что зацепиться сознанием, было бы к чему плыть. Но здесь, на открытой воде – темной, с металлическим отливом, однородной – я ни к чему не привязана. Нет, это ложь. Как это ни абсурдно, я привязана к кораблю. Он маячит передо мной, как необитаемый остров. Меня отнесло от него, а теперь прибивает течением обратно. Как будто мы связаны под водой пуповиной.

К 06:57 утра я опустошила одну из двух бутылок с водой. Всего за несколько часов. Трачу двадцать минут на то, чтобы решить, оставить ли ее как средство для плавания или выбросить. Вот во что превратилась моя жизнь. Отвязываю бутылку, и она уплывает.

Если б я могла взглянуть на свое лицо, оно оказалось бы синим. Мои губы и кожа были бы морщинистыми. Мокрыми и иссушенными одновременно. Я все больше похожу на других пассажиров, брошенных в зале на паркетном полу. Похожа на Пита.

Взмахиваю руками и на мгновение отворачиваюсь от корабля. Если вы когда-нибудь лежали ночью в глубокой